— Я расскажу тебе все, что ты хочешь знать, — говорит он мне, проводя пальцами по моим волосам. Закрываю глаза от его прикосновений, поражаясь тому, каким нежным он стал, но был таким грубым, и рада, что он все еще со мной в постели.
— Который сейчас час? — тихо спрашиваю я, уткнувшись головой в его обнаженную грудь.
— Почти пять. Скоро должно взойти солнце. Принести тебе кофе? — он хочет встать, но я крепко сжимаю его.
— Ты не встанешь с этой кровати.
— Я и не хочу, — бормочет он, еще раз целуя меня в макушку. — Боюсь, если бы ушел, то, возможно, никогда тебя не увидел, — он замолкает. — И не стал бы винить за то, что ты бросила меня.
— Я не оставлю тебя, — заверяю я его.
— Даже если так нужно? Даже если ты обязана? — его руки сжимаются вокруг меня еще крепче. — Ты стараешься увидеть во мне хорошее, Ленор. Даже сталкиваясь с тем самым чудовищем, которым я являюсь. Ты так сильно хочешь видеть хорошее. Но я такой, какой есть. Полная противоположность хорошему. И ты разобьешь свое сердце, поверив в меня.
Я поднимаю подбородок, его глаза встречаются с моими, они похожи на стекло, готовое разбиться.
— Тогда позволь мне сделать этот выбор. Это будет мое решение, — я выдыхаю через нос, собираясь с силами. — А теперь расскажи мне. Что произошло прошлой ночью?
Его черные ресницы трепещут, когда он закрывает глаза.
— Это был зверь.
— Еще какой зверь, Солон.
— Знаю, — шепчет он, и боль искажает его голос. — Я думал, ты это поняла, когда я рассказывал об Эсмеральде.
— Нет, я просто… видела проблески каково это — быть тобой. И чувства. Темнота, безумие, полное одиночество, — это снова ломает меня. Он постоянно менялся от чего-то плохого к чему-то еще худшему, боялся своего собственного тела, самого себя, своей души. Боялся, что у него даже души нет.
— Скажи мне, кто ты такой, — умоляю я.
— Я даже не знаю, — признается он. — Просто знаю, что именно это случилось с нами, когда нас превратили в вампиров. Я был… первым.
Я моргаю, глядя на него.
— Первый вампир?
— Первый обращенный.
У меня отвисает челюсть.
— Ты… ты хочешь сказать, что Скарде обратил тебя?
Он кивает, стиснув зубы.
— Да. Я его первый сын. Настоящий монстр.
Я не могу в это поверить. Вспоминаю все вопросы, которые у меня были о короле вампиров, и оказывается, что Солон был принцем вампиров.
— Значит, ты правда принц Тьмы.
Его улыбка мрачна.
— Отец не знал, что делал, когда заключал договор с дьяволом.
Мой желудок скручивает, глаза расширяются.
— Подожди, что? Вот как создали вампиров: Скарде заключил сделку с настоящим дьяволом? Самим сатаной?
— У меня нет всех подробностей, — говорит он через мгновение. — Да я и не хочу узнавать. Но когда в ту ночь отец воззвал к тьме, желая вечной жизни, ему ее подарили. Он был превращен в вампира, но это было творение дьявола, поэтому остались его отпечатки. Когда он создал меня, это передалось. Мы оба были выкованы во тьме.
Это сводит с ума, и в последнее время подобное случалось так часто, что я удивлена, как в голове остаются здравые мысли.
— Значит, зверь — это просто, эм, проделки дьявола? Превращение в монстра?
— Типа того. Ты видела, что произошло, меня охватывает черное пламя. Я просто рад, что все прекратилось вовремя. Я держал себя в руках. Но содрогаюсь при мысли о том, что случилось бы в ином случае.
Я протягиваю руку, кладу пальцы ему на подбородок, ощущая его щетину и прохладную кожу.
— Я выжила. Более того… кажется, мне это понравилось.
Мышца возле его глаза дергается.
— Тут не над чем шутить, Ленор.
— Я не шучу. Честно. И я знаю тебя, Солон. Я видела, что ты делаешь для меня. Знаю, ты всегда будешь держать себя в руках, что бы ни случилось.
Его темные брови сходятся на переносице.
— Почему ты так уверена? — шепчет он.
— Просто знаю, — говорю я ему. И глубоко в своем сердце, под этим залитым лунным светом колодцем, я знаю, что это чистая правда.
Он слегка качает головой, глядя на меня с благоговением.
— Ты… — говорит он тихо, — ты увидела меня, почувствовала, какой я есть на самом деле, и все еще полна решимости быть со мной. Все еще хочешь меня. Ты должна знать, что сделает с тобой моя любовь, Ленор. Она тебя не спасет. Она уничтожит.
Я чувствую себя так, словно падаю.
Любовь.
Он меня любит?
Возможно ли это вообще?
— Ты думаешь, что сможешь справиться со мной, приручить, и ты самое храброе существо, которое я знаю, — продолжает он, пристально глядя мне в глаза. — Но это может оказаться ошибкой, за которую ты заплатишь своей жизнью. Ты готова это сделать? — он закрывает глаза. — Лучший вопрос в том, готов ли я тебе это позволить?
— Ты все равно ничего мне не позволяешь, — твердо говорю я, протягивая руку, чтобы поцеловать его в губы. — Как я уже сказала: это мой выбор, и я его сделала. Я здесь, с тобой, тут и останусь.
— Упрямое маленькое создание, — весело бормочет он, целуя уголок моего рта.
— Сам такой, — отвечаю я. — А вообще, я не такая уж маленькая, — я снова прижимаюсь головой к его шее, испытывая странное чувство удовлетворения, несмотря на все откровения. — Расскажи мне побольше о своем отце.
— А может, рассказать о твоем, — возражает он.
Он хочет отвлечь. Я не позволяю.
— Потом. Сначала о твоем. Ты общаешься с ним? Ты говорил, что Скарде еще жив.
Он громко выдыхает через нос, его грудь опускается подо мной.
— Он жив, и я с ним не общаюсь Мы… отдалились друг от друга, мягко говоря. Враждуем, если точнее.
— Что случилось?
— Очень много всего за эти годы, — говорит он усталым тоном. — Конечно, я мало что помню из первых лет, потому что сходил с ума, и он позволял мне разгуляться по полной. Он не мог контролировать меня и перестал пытаться. Он был фанатом хаоса. Но всегда следил за мной, и после того, что случилось с Эсмеральдой, я вернулся к нему, где оставался до семнадцатого века. К тому времени я снова начал выходить из этого безумия. Приходил в сознание. Это стало проблемой.
— Почему?
— Потому что мой отец стал настоящим сыном дьявола. Ему нравилось создавать вампиров. Ему нравилось разрушение. Он ненавидел людей, человечность, весь мир. До сих пор ненавидит. Я был создан первым, но после меня были созданы тысячи. Многие из них не выжили. Яник, например, был обращен, вот почему он такой старый. Ему было столько же лет, когда его укусили.
Упоминание о Янике заставляет меня содрогнуться.
— Яник проявляет интерес к моей крови. Он все еще поддерживает твоего отца?
— Яник? — спрашивает он, приподняв брови. — Я бы никогда не впустил его в свой дом, если бы знал, что это так. Безумные вампиры породили еще больше безумных вампиров, так что не за всех виноват мой отец. Он просто хотел создать армию, хотел власти. Он увидел, как я изменился, понадеялся, что я примкну к нему, но нет. Затем он начал размножаться, насильно, обращая прирожденных наследников, таких как мой сводный брат Калейд. Теперь он правая рука отца. Любимчик, — с горечью добавляет он. — Он не проходил через то же, что и я.
— Когда ты в последний раз видел своего отца? Или брата?
— Где-то в тысяча восемьсот пятидесятом году, — говорит он. — В Лапландии. Все прошло не очень хорошо.
— Что случилось?
— Ну, они пытались меня убить.
— Что? — я выпрямляюсь. — Почему?
Он одаривает меня кривой улыбкой.
— Потому что я пытался убить их. Это было моей целью все эти годы.
— Убить отца?
Он кивает.
— Он так или иначе правит всеми вампирами, держа их в узде. Это он запретил создавать других вампиров, конечно, не без оснований, но лицемерие — вот что меня бесит. Ибо он сам до сих пор создает их. Готовит. Сейчас они эволюционируют, и он каким-то образом нашел способ контролировать их. Полагаю, они еще не все выполняют его приказы, но он к этому стремится. И да поможет бог миру, если он когда-нибудь сможет это сделать. Темный орден будет неудержим.