Я хмуро смотрю на него, узнавая что-то новое.
— У тебя все это время была собака?
— Как и у большинства вампиров. В конце концов, мы хищники. Кто лучше нас их поймет? — он убирает волосы с моего лица. — Разве у вас, ведьм, нет кошек?
Мне удается улыбнуться.
— У меня аллергия, — я делаю паузу. — И я наполовину ведьма.
Он с восхищением изучает меня.
— Не нужно недооценивать себя. То, что ты там натворила…
Все стремительно возвращается в память.
— Что случилось? — шепчу я.
— Случилось то, что ты потрясла меня до глубины души, Ленор. Ты была… — он задумчиво облизывает губы, а затем улыбается, в уголках его глаз появляются морщинки. — Ты была потрясающая. И если не помнишь, я расскажу все сначала, потому что тебе нужно знать, на что ты способна.
Я киваю, и Солон рассказывает мне о том, что произошло, с его точки зрения. Я вспоминаю все по мере того, как он говорит, его голос заполняет детали, вызывая в воображении мои собственные воспоминания, а также его.
Яник похитил меня.
Солон меня поджег.
Я использовала огонь, чтобы сжечь все остальное.
— Когда это было? — спрашиваю я.
— Неделю назад.
Я моргаю, глядя на него, мое сердце замирает.
— Меня не было дома целую неделю? Это как в тот раз, когда я теряла сознание или…
— Ты и не была дома, дорогая, — говорит он, наклоняясь вперед, чтобы запечатлеть долгий поцелуй на моем лбу, от прикосновения его губ у меня поджимаются пальцы на ногах, а в груди становится невероятно тепло. — Это первый раз, когда ты открыла глаза. Сказать, что это облегчение, будет… преуменьшением.
Мгновение я смотрю на него, пытаясь сложить все воедино.
— Как ты меня нашел?
На его губах появляется намек на улыбку.
— Через ожерелье. Яник выбросил его из машины, но недалеко. Когда я добрался туда, смог проследить до сарая. Все по старинке, — он постукивает себя по носу.
— Значит, ожерелье предназначалось для того, чтобы следить за мной. Я знала, что в нем больше магического смысла, и он не просто нагревался всякий раз, когда ты был рядом.
— Магия? — спрашивает он, приподнимая бровь. — Не совсем. Эзра вставил в него GPS-чип. Я всегда знал, где ты находишься, просто посмотрев в телефоне.
Мои глаза расширяются, во мне вспыхивает негодование.
— Ты буквально отслеживал каждое мое движение?
— Тут дело не в доверии, лунный свет. Я должен оберегать тебя.
— Не считается, — я рада, что ожерелье было при мне, иначе, возможно, он никогда бы меня не нашел. Но ему необязательно это знать. — Тогда ты видел, как я ходила к своим родителям.
Он кивает, скользнув взглядом по моему лицу.
— Верно. Но я знал, что тебе нужно было во всем разобраться, и знал, что ничем не смогу помочь. Поэтому отпустил.
— И еще ты злился на меня, — тихо говорю я.
Уголок его рта приподнимается, и он быстро и нежно целует меня в губы. Боже, он так мягок со мной, что я опять чуть ли не умираю.
— Я не злился на тебя. Просто был… расстроен. Смущен. У тебя определенно есть талант выявлять мою ревнивую сторону, и это уродливая сторона. Но нет, я не злился. Знаю, ты ничего не могла с собой поделать, и произошедшее тяжело давило на тебя. Мне тоже нужно было кое с чем разобраться. Можешь в это не верить, но я не был рад убивать твоего друга.
Я собираюсь поправить его, сказать, что Мэтт не был моим другом, но такая маленькая деталь не имеет значения после смерти. Он был тем, кого я знала, на этом хватит.
— Затем, — продолжает он, — я увидел, что произошло.
Внезапно меня охватывает паника.
— Папа! — я вскрикиваю, садясь в постели, голова кружится от резкого движения.
— С ним все в порядке, — быстро говорит он, кладя руки мне на плечи и мягко толкая обратно на кровать. — С твоим отцом все в порядке. Он жив, он дома.
Облегчение переполняет мое сердце, и я закрываю глаза.
— Слава богу.
— Тем не менее, это попало в новости, — осторожно объясняет он. — Сказали, что нападавший был «под кайфом», от метамфетамина. Некоторые прохожие сообщили, что видели в машине девушку, тебя. Но я сразу же приехал туда вместе с твоей мамой, и мы смогли все уладить. Когда твой отец в больнице пришел в сознание, он уже знал, что сказать для твоей защиты. Что он был один в машине, а ты была в другом месте, и какой-то наркоман забрал машину после нападения, вот и все.
— Господи, какую сложную паутину мы плетем, — говорю я, опускаясь обратно на кровать.
— И не говори, — вздыхает он. — Но ты в безопасности. Твои родители тоже. Они знают, что ты здесь. А Яник и Темный орден мертвы. Думаю, теперь ты заслуживаешь хорошенько отдохнуть. Правда.
Я смотрю на него снизу вверх.
— Недели сна не хватит?
— Только потому, что ты спала, не значит, что не переживала внутри. Тебе нужно было время, чтобы наполнить колодец. Теперь нужно поработать над остальным, — он накрывает мою руку своей и подносит ее к губам, целуя тыльную сторону, костяшки и кончики пальцев, а его веки, трепеща, закрываются.
На несколько мгновений в комнате воцаряется тяжелая тишина.
Я слышу, как бьется его сердце.
— Я так боялся, что потеряю тебя, — шепчет он в мою руку, закрыв глаза. — Я прожил так долго, так долго, и кажется, что никогда по-настоящему не жил. То время не имело значения, не имело никаких последствий для моей жизни, никаких начинаний, никаких новых стартов. Никаких новых глав. Но ты… ты открыла новую главу в моей жизни. Главу, в которой у моей жизни есть цель, — его глаза открываются, и он всматривается прямо в меня, от чего я задыхаюсь. — Ты — моя цель.
Я слышу, как глубокая классическая мелодия «The Poet Acts» начинает кружиться в моей голове, проникая в сердце, которое с каждой минутой расцветает все больше. Глаза мокнут, грудь расширяется, челюсть болит от того, что я сдерживаю слезы.
Он протягивает другую руку, прижимает ее к моей щеке, и смотрит с удивлением и обожанием, как будто не может поверить, что я здесь, и он тоже, и мы вместе.
— Я люблю тебя, — шепчет он прерывающимся голосом. — Честно. И думаю, всегда любил.
Улыбка расплывается по моему лицу, проливая слезы, и я плачу.
— Я люблю тебя, — удается мне сказать, но выходит как всхлип.
Я не в порядке.
Но он знает, что я в полной жопе, и почему-то все равно любит меня.
Боже, он любит меня.
Солон любит меня.
Он наклоняется вперед, целуя в лоб, и я хватаю его за рубашку, цепляюсь в него, нуждаюсь в нем, и вот он уже полностью на кровати. Он ложится рядом со мной и нежно притягивает к себе. Укачивает. Обнимает.
А я плачу, потому что люблю его, и он любит меня, плачу, потому что чуть не умерла, и почти потеряла его, плачу о потерянном.
Он просто обнимает меня и оберегает, пока я снова не засыпаю, и мое сердце наконец-то не пустое.
• ✤ •
— Ленор?
Я поворачиваю голову в сторону, моргая.
Солон сидит в кресле прямо рядом с кроватью, на приставном столике стоит дымящаяся чашка кофе.
Я автоматически улыбаюсь при виде него, моя улыбка растягивается от уха до уха.
— Привет, — тихо говорю я.
— Доброе утро, — говорит он, и тон его голоса совпадает с моим. Он кивает в сторону стола. — Я принес тебе кофе. У нас новая эспрессо-машина, Анджело еще осваивается, так что приношу свои извинения, если кофе невкусный.
Я медленно сажусь, впервые замечая, что на мне белая ночнушка, похожая на ту, в которую Солон впервые одел меня.
— Как долго я спала на этот раз? — спрашиваю я дрожащим голосом.
— Всего один день, — говорит он. — Ты выглядишь намного лучше, но все еще слаба.
Я тянусь за кофе и делаю глоток, но горячая горькая жидкость во рту просто ужасна на вкус.
— Ну, можешь сказать Анджело, что кофе точно не слабый, — говорю я ему, глотая. — Или как там его. Хотя, его имя мне мало что даст, — дрожащей рукой я ставлю чашку обратно на стол.
— Анджело здесь садовник, — говорит Солон, вставая и присаживаясь на край кровати рядом со мной. — Заботился об Одине. Он похож на Ивонн, за вычетом теплого характера. Но он еще и вампир, так что, видимо, поэтому, — он проводит пальцами по моим волосам. — И кофе не понравился, потому что тебе он не нужен. Тебе нужен я. Тебе нужна кровь, Ленор. Прошло слишком много времени.