— Какие вещи? Вот сумка, — не понял Дима.
— Ах, ну да, тогда было много вещей. Потому что везли весь госпиталь.
— Ну, конечно, а госпиталь там остался, — грустно сказал Дима. Павел заметил эту грусть.
— Но ты же вернешься…
— Боюсь, что нет, — помотал головой Дима. — Меня ФСБ затаскает. Дай бог вообще, чтобы все кончилось хорошо.
— Не бери в голову, все будет нормально. Пошли. Мать с отцом ждут.
Они отошли от вокзала и остановили частника — старую «шестерку». Брать такси на вокзале даже с Пашиными нынешними гонорарами было ненужным расточительством: таксисты, видимо, считали, что на Курский вокзал прибывали пассажиры из Монте-Карло.
У родителей просидели допоздна, оставаться у них Дима не стал, ему хотелось еще поговорить по душам с братом, и в одиннадцатом часу они заказали такси и поехали в Медведково.
Ночью они сидели на кухне, и Дима описывал подробности чеченского плена. Впереди было много историй, которые он собирался поведать брату — родителям он их не рассказывал, он жалел мамины нервы: вопрос о его возвращении оставался открытым. Вот откажут ему, тогда уж все и изложит. Когда история его похищения была закончена, он глубоко вздохнул:
— Вот только сейчас я почувствовал, как устал, — сказал он, — как все накопилось.
— Я пойду постелю, попей пока чайку, — Павел отправился в комнату.
Зазвонил телефон.
— Возьми, Дим! — крикнул Павел из комнаты. — Скажи, сейчас подойду.
Дима услышал удивленный голос: не привык, что, кроме Паши, может еще кто-то подойти, тем более мужчина. Павел взял трубку и начал успокаивать звонившего: не волнуйтесь, тайна исповеди и прочее. Вот тоже работа, подумал Дима, звонят ночью с какими-то пустяками. А Пашка так спокойно, так сдержанно успокаивает всяких сумасшедших. Другой бы на его месте давно бы послал. Но нельзя: работа.
— Один богатый клиент, — сказал Павел, увидев вопросительный Димин взгляд, — наговорил с три короба, а теперь жалеет. Боится, что еще кому-нибудь расскажу его секреты.
— Серьезные секреты? — Дима пил зеленый чай, к которому пристрастился в Чечне, правда, там чай был гораздо нежнее и ароматнее.
— Как ни странно, да, но для него, конечно. Я-то, и правда, могу о них забыть на следующий день, мне все это по фигу, их тайны Мадридского двора. Но вот он так не считает, и я начинаю трусить.
— А чего ты боишься?
— Ох, Дима, он мне такого нарассказывал, ну да ладно, черт с ним… Не буду тебя загружать.
— Расскажи, может, я смогу чем помочь. У меня Михайлов есть.
— Тут и твой Михайлов не поможет, и сам президент, наверное, тоже.
— Слушай, ты меня пугаешь.
— Да ладно, пока все нормально, если будет что серьезное, тогда расскажу. Пока убивать меня никто не собирается.
— Да что ты говоришь, Пашка! Что, все так серьезно?
— Пока нет, я постараюсь сам снять проблему, я же все-таки психолог. Ну, а если что, обратимся к твоему Михайлову. Если уж совсем припрет.
— Кстати, странно, меня хотели в Грозненском ФСБ держать, мне по секрету сказали, но после того как я позвонил тебе, сразу отпустили. Причем я знаю, что Михайлов не в курсе, он за границей, оперирует там после землетрясения.
Паша посмотрел брату в глаза.
— Это как раз он, мой клиент, — Павел взглядом показал на телефонную трубку. — У него дружок в ФСБ, так он по крайней мере сказал.
Дима слегка присвистнул.
— Ну и дела!
— Ладно, черт с ними со всеми, пошли спать, завтра еще поговорим. Ты же мне далеко не все рассказал.
— Да, рассказывать можно несколько дней. Там каждый день что-то происходило.
— Ты устал, брат, иди в ванну и приходи ложись. Трофим тебя давно ждет.
— Да, я вижу, — засмеялся Дима. Он взял кота на руки. — А здоровый-то какой стал! Чем ты его кормишь, Паш?
— Да чем, кошачьим кормом, чем же еще. Что я ему, готовить буду специально? Но Катька — та специально ему иногда что-нибудь придумывает, полный разврат.
— Кстати, как она? — крикнул Дима из ванной.
— Все в порядке, завтра, может, увидишь, она обещала днем забежать обедать с нами.
— Если на Лубянке в подвал не посадят.
— Слушай, я сказал: прекрати! Шампунь в шкафчике найдешь, там же и фен, чтобы с мокрой головой не ложиться. — Все, я ложусь.
Дима включил большую струю, налил две крышечки пены и вскоре нежился в горячей ванной, смывая с себя дорожную пыль. Он закрыл глаза и вспомнил тот день, когда к нему приехали две девушки, одна с неудачным абортом. Ах, эти черные глаза, меня пленили… Гульсум… Увижу ли я тебя когда-нибудь? Обещала позвонить. Но они всегда обещают. Нет, она не такая, как все, ей, кажется, можно верить. Ну, если не позвонит, найду ее в МГУ на искусствоведческом. Если она вообще там учится, тут же сказал он себе. Восточная женщина — темный лес.