На катарсис рассчитывать пока не приходится, это точно. И тем не менее Кудрявцев осознал, что эти поступки во многом причина его апатии. Или следствие? Так или иначе, а с ними они будут разбираться еще не один день, что повысит их важность. Но стоп. Можно повернуть так, что эта важность будет только индивидуальной, душевной. А вовсе не социальной. Ложь, конечно, но ложь во спасение. Ох, как все это противно. И посоветоваться тут особенно не с кем. Коллеги скажут — надо ослабить значимость его преступлений, чтобы остаться в живых самому. Вот он, компромисс. Компромисс вне социальных институтов, в свободной профессии. А деньги — это оттуда, как раз из того места, где устраиваются компромиссы. И он прекрасно знал об этом, когда брал триста долларов за сеанс, не надо себя обманывать. Сам нарвался — и сам получил.
До следующего сеанса Олигарх все-таки, наверное, его не убьет, не все он еще для себя решил, не со всем разобрался. А может, не во всех еще преступлениях признался, даже наверняка. Так что есть еще время пожить, горько усмехнулся Павел. Что ж, значит, если смерть стоит за левым плечом, надо сделать что-то такое безупречное, за что будет не стыдно перед смертью. Ну, например, позвонить Кате, объясниться ей в любви, позвать поужинать с ней и позаниматься любовью. А потом сделать ей предложение. Нет, предложение — это уж слишком безупречно. Еще не время. Это возможно только совсем перед смертью. Как поет группа «Смысловые галлюцинации»: «Болезнь безупречности — от нее и спиваются». Кстати, очень глубокая мысль, возможно, эти рокеры сами еще не понимают, какой серьезной психологической, экзистенциальной проблемы коснулись.
Итак, решено — Катя. Первый шаг к безупречности. Или нет, сначала надо покормить кота. Надо быть безупречным и в мелочах. Видеть Бога во всем, что тебя окружает, потому что все — его проявления. В том числе и кот Трофим. Он проснулся и заискивающе смотрит хозяину в глаза. Иди, иди сюда, морда, ладно уж, так и быть, откроем тебе банку консервов, я сегодня добрый.
Трофим уплетал консервы, а Павел пил чай и думал о братьях. С Димкой вроде все пока нормально. А как там Шурик? Не попал еще в сицилийскую мафию? С него станется. Он находит приключения везде, где только можно. Тусовщик, он обязательно свяжется в Италии с какой-нибудь шушерой. Тем более что там он ведет преимущественно ночную жизнь. Наберу-ка я его. Деньги мне теперь позволяют. Да и он вряд ли там бедствует, решил Павел и набрал Сашин номер телефона.
— Здорово, братуха! — услышал он возбужденный Сашин голос. Наверное, не просыхает там, сразу подумал Павел. — Классно, что ты позвонил! Ты знаешь, я где? В Милане!
— Уж не в Ла Скала ли поешь? — засмеялся Павел.
— Ну, почти. Со спекулянтом билетов в Ла Скала, нашим человеком, подружиться успел.
— Я и не сомневался, что ты общаешься с какой-нибудь шпаной. — Испугавшись, что получилось грубо, Павел поправился: — Ну, ладно, Сашок, ты молодец, не обращай внимания, это я просто завидую. Что в Милане-то делаешь?
— Пригласили на выступления, три дня, сегодня последний, заключительный, и мы станцуем шоу в моей режиссуре на темы «Кармен». Из-за него-то нас в Италию и пригласили, но когда до дела дошло, хотят только стриптиз. Но мы им все равно впарим. Пусть знают, кого пригласили, мы люди искусства.
— А потом — что? После Милана?
— А потом опять Турин, кабачок «Макамбо». Живем в деревне Виверона, райское местечко в Альпах.
— И кругом — нимфы.
— Да, Настюха, Машка и Анька. Три мои самые любимые кошечки. В общем, живу в раю. А ты как? Нет, подожди, как там Димка? Его отпустили?
— Да, все в порядке, кажется.
— Ну, и слава богу, я и не сомневался, что отпустят. Паш, мне пора, меня зовут. У тебя как? Все нормально?
— Да нормально вроде.
— Как с Олигархом? Все о’кей?
— Да, и с ним тоже.
— Я не сомневался. Деньжат хоть заработаешь на свою Индию. Да?
— Ну да, наверное.
— Что значит, наверное? Он что, не платит?
— Да нет, Саш, все нормально, платит. Все о’кей. Ладно, иди танцуй.
— Маму с папой от меня поцелуй. Скажи, я позвоню, как только возможность будет.
— Да уж, ты позвони. Я думаю, возможность представится, как только ты захочешь.
— Да, да, я виноват. Обязательно звякну. Ладно, пока, брат.
Саша выключил телефон, все равно во время шоу не сможет говорить, и не хотелось, чтобы его отвлекали до начала. Одно дело — брат или родители. А другое — московские тусовщики, которые, не переставая, звонили ему, находясь в государственных учреждениях — звонили со стационарного телефона на работе, за который они не платили, ему на мобильный в Италию. Причем так просто, ради разговора. Некоторые не знали, что он за тридевять земель, и на тех он не обижался, а те, кто знал, и все равно звонили… Ну что с ними поделаешь? У него всегда были такие друзья и подруги. Не в их стиле считать деньги, особенно если эти деньги убывали не из их кармана.