— Ой, да бросьте, — отозвался Джасс Рамир, который лениво покачивался на стуле. — Всем же известно, что за этим Красный Синдикат стоял. Никто, кроме них, не смог бы пробраться в сердце Столицы, а затем уйти безнаказанными.
— А я думаю, это просто кто-то из преподавателей или старших делал эксперименты в тайне от руководства, и их поймали, — уверенно заявила Лукреция Деметрос.
Так постепенно класс начал обсуждать, что же за странное происшествие приключилось и кто стоял за этим. Видно было, что для многих это стало хорошим поводом немного сбросить нервное напряжение. Вторая половина одногруппников лишь одаривала сплетников недовольными взглядами, то и дело отрываясь от учебников.
Я же глазами искала друзей. Ада была оцеплена своими подругами, которые то жаждали обсудить прошедшие праздники, то хотели обсудить со своей госпожой последние сплетни. По виноватому взгляду девушки я догадалась, что лучше сейчас мне не пытаться влезать. А вот Ари сидел в первом ряду аудитории, одиноко уставившись в окно. Мне сразу вспомнились первые учебные дни, когда он точно так же, нелюдимый и отстраненный, сидел в одиночестве, безразличный к происходящему вокруг.
— Эй, привет… — я подошла к нему, устроившись рядом, но Хус даже не отреагировал на мое приветствие. Я забеспокоилась. — Все в поря…
— Сейчас не время языком трепать. Если есть свободная минута — лучше удели ее повторению усвоенного материала. У тебя и так с математикой не в ладах всегда было.
Холодность его тона, необъяснимая отчужденность, была подобна внезапному удару под дых. Я потеряла дар речи, но, зная парня, не стала навязывать ему свое общество. Может, снова обратил свое волнение в резкость и грубость?
Когда зашла профессор Сарантос, разговоры быстро смолкли. Все экзамены состояли из двух этапов — общая для всех письменная часть, а затем устный ответ на заданный профессором вопрос по любой из пройденных в триместре тем. Итоговая оценка складывалась из того, насколько хорошо был дан ответ и сделана письменная работа, и вывешивалась на специальном стенде по окончании экзаменов, на следующей же неделе.
Нам всем раздали несколько листков с десятком примеров, отвели на решение задач полтора часа. Оставшееся время будет распределено для устного ответа.
По команде преподавателя класс заполнился скрипом перьевых ручек о бумагу. Я то и дело косо поглядывала на Ари. Тот невозмутимо сосредоточился на своем листке, словно кроме заданий в этом мире ничего не существовало. И, разумеется, Хус закончил быстрее всех. Уже через час он сдал полностью исписанные листки с ответами, и довольно быстро и четко ответил на вопрос Сарантоса о формуле расчета площадей объемных фигур, пока профессор быстро сделала несколько пометок в своем дневнике. Получив одобрительный кивок, Ари собрал вещи и быстрым шагом вышел из аудитории, но я успела заметить теперь на его левой щеке уже пожелтевший, но все же отдающий багрянцем синяк.
Ада терпеливо дожидалась меня снаружи, когда я, почти в числе последних, покинула аудиторию, чувствуя легкий мандраж. Если еще в решенных задачах я могла быть хоть как-то уверена, но вот вопрос о теореме Фейбера я определенно точно завалила.
— А вот и ты, — устало, без обычного энтузиазма произнесла девушка, завидев меня.
— Как ты? — тут же спросила я. — Сильно досталось после нашего ухода?
Ада поморщилась.
— Матиас доложил матери, и та намекнула, что лучше бы мне больше времени уделять общению с более достойными моего общества людьми.
— Это она про Амир и Сарей? — фыркнула я.
— Угу, — уныло кивнула Ада в ответ. — Теперь, если они вдруг заметят, что я общаюсь с вами, тут же доложат либо моей матушке, либо этому старому пню.
Ада вздрогнула, когда дверь открылась, но из кабинета, потягиваясь, вышел Марк Арсеус, сразу направившись в сторону столовой.
— Хорошо, что эти куропатки достаточно глупые, чтобы быстро управиться с такими простенькими примерами, так что у нас есть еще время в запасе.
— Ну, знаешь, — я скрестила руки с напускной обидой.
— Ари с тобой тоже не захотел говорить? — с грустью спросила та, пропусти мимо мою попытку отшутиться, хотя никогда обычно не упускала такую возможность.
— Да… Ты заметила, что у него с лицом?
Губы девушки дрогнули, словно бы она готова была в любой момент расплакаться.
— Я боюсь за него, — дрожащим голосом выдавила она. — Мой сервитуарий, конечно, лютовал, что разъяренный гиппопотам, но все ограничилось наказанием. А я к ним с детства привыкла. Но Ари…
— Я не думаю, что Арсений мог с ним что-то сделать. Он строгий, но все же любит своего воспитанника, хоть и своеобразно.