— Надо ценить уже то, что у нас вообще есть дар, — сказала я глухо, осознавая, насколько аргумент звучал неубедительно. — Огонь может не только сжигать, но и согревать других… — негромко сказала я.
— О, да, и как ты себе это представляешь? — ядовито выплюнула она. — Огонь не несет только смерть, жестокую, мучительную, беспощадную. Он несет разрушение, забирает жизнь и не оставляет ничего кроме пепла и слез. И моя участь — развеивать по ветру прах тех, кто станет моими врагами… — она резко замолкла, осознав, что сказала. А, может, почувствовала мой тяжелый взгляд. — Прости… Не мне говорить про дар, несущий смерть и муки.
— Ничего, — буркнула я.
— Я просто… Ох, наверное, это прозвучит, как очень плохая шутка, — она судорожно вздохнула. — Я… боюсь огня.
Повисло неловкое молчание, пока я пыталась осознать всю абсурдность ее слов. Ада же поспешно продолжила:
— Речь не про свечи там, или камин. Огонь прекрасен, он завораживает, но я знаю, на что он способен, если не воспринимать его всерьез.
Набелитка поднялась и подошла ближе, встав под мерцающий пробивающийся в комнату свет уличного фонаря. Тонкая полупрозрачная сорочка очерчивала изгибы ее тела, но привлекло мое внимание иное. Ада нарочно оттянула сильнее ворот, обнажая шею. Дыхание перехватило.
Оливковая кожа на левой половине тела от шеи до солнечного сплетения была испещрена мелкими рытвинами сморщенных темных рубцов, напоминающие копошащихся личинок. Шея, грудь, лопатка, ребра, плечо — все это было покрыто гигантским ожогом.
— К-как это случилось?.. — запинаясь от ужаса спросила я.
Она села на край кровати, спешно стягивая ткань воротника, чтобы скрыть свое увечье. Тень страшных воспоминаний болью отразилось на ее лице, губы дрожали, пока она решалась — делиться ли ими со мной.
— Моя мать была из рода Амашито, — негромко начала она. — Когда бывший Великий Дом Арракана поднял восстание, кровь Амашито стала считаться грязной, предательской. После подавления мятежа, Империя начала втаптывать в грязь имя династии, что была гораздо старше самой Империи, а остальные Дома, стараясь угодить имперцам, начали предавать всех оставшихся Амашито забвению и порицанию. И не важно, что многие вообще не были причастны к восстанию. Мама уже многие годы прожила в Миреме, и не должна была отчитываться за преступления ее брата, но… Отец решил сослать нас подальше с глаз вельмож. Она была его фавориткой, хотя не являлась старшей супругой, и он боялся за нас, — она запнулась. Пальцы снова начали крутить перстень с зеленым камнем. — Мы с братьями жили на окраине города, в отдаленном укромном поместье, где нас бы никто не тревожил. Иногда приезжали гости, но в основном, не считая прислуги, там жили только мама, я и два брата: старший Лейс и младший Кейван. Отец старался навещать нас так часто, как мог себе позволить падишах. А потом… Однажды к нам приехали погостить мои единокровные сестры. О, как же я их терпеть не могла. Эти их вечно насмешливые лица. Они дразнили нас с Кейваном. Называли нас узкоглазыми выродками… А ведь ему было всего пять, он даже не понимал, за что его обижают.
Слезы очертили отблесками ее щеки.
— В тот день я решила им отомстить. Раз и навсегда. Когда все легли спать, я разлила масло под их дверью, и оставила свечу прямо у лужи. Но… Я не думала, что этого хватит, чтобы спалить все поместье, не должно было пламя так разрастись… Сестры умерли первыми. Мать заживо сгорела в своей комнате, когда дверь перекрыла горящая опорная балка. Лейс сначала вывел меня, а затем кинулся спасать Кейвана, но так и не вышел из горящего дома. Наутро я нашла их обгоревшие тела, лежащие в обнимку… Перстень — это все, что от него осталось.
Я молча слушала эту исповедь, даже дыхание замерло в груди — настолько этот рассказ казался немыслимым, оттого и еще более ужасным. В голове живо вырисовывалась картина — маленькая заплаканная девочка снимает кольцо с почерневшей, обратившейся в угольную труху, руки своего брата…
— Этот дар — мое проклятие, — Ада снова подтянула колени и уткнулась с них, сотрясаясь от беззвучных рыданий. — Мое напоминание о том, что я сделала. И теперь он будет напоминать об этом каждый раз. Ты — первая живая душа, кому я рассказала об этом. Прошло пять лет, а так никто и не понял, что за всем этим стояли не хитроумные наемники и не ненавистники династии Амашито, а маленькая глупая девчонка.
Я не знала, что на это сказать.