- Это что-то новенькое, - сказала Зоя, и Литовченко понял, что пришел по адресу. Спасов подтвердил все, что говорил Уткин о планировке рудника.
- Дорога идет вдоль откоса примерно в полутора километрах, я думаю. Когда она снижается в рудник, это не крутой спад, а постепенный поворот, дорога расширяется при подъезде к дому. Я не думаю, что у нас возникнут какие-либо проблемы с машинами, когда они будут скользить по склону, шуметь, поднимать гравий. Кабаков, наверное, уже внизу. Держу пари, он не дальше чем в двухстах метрах от машины. Все расчищено от сорняков и кустов до дальнего конца полосы, так что вся длина взлетно-посадочной полосы пригодна для захода на посадку и взлета.
- Ты хочешь сказать, что они могут взлетать и садиться с любого конца? - спросил Литовченко.
- Похоже, именно так все и планировалось, но на самом деле было бы гораздо разумнее подойти и взлететь с рудника над резиденцией. На самом деле. Я представляю, как это делается. В противном случае с другой стороны вам пришлось бы быстро падать, входя, и быстро подниматься, выходя.
- А как насчет того, чтобы подкрасться к машине? - спросил Уткин. - Можно ли это сделать быстро?
- Это можно сделать. Я не знаю, насколько быстро. Это придется делать пешком, и нам потребуется некоторое время, чтобы разойтись веером. Судя по тому, что я вижу в бинокль, они не кажутся особенно бдительными.
- Они ничего не ожидают, - сказал Литовченко. - Килибаев уверен, что мы направляемся в Тайыншу и он слишком долго находился вне зоны действия радиосвязи, чтобы услышать что-то другое. Но мы не собираемся брать их сейчас.
Уткин и Спасов ждали объяснений. Литовченко скрестил руки на груди и провел ладонью по щеке, где давно пора было побриться.
- Сейчас, до прибытия самолета, это было бы легче, - согласился Денис, - но это было бы ошибкой. Вероятно, есть четкий сигнал, который Килибаев должен дать до того, как самолет приземлится, поэтому мы не можем рисковать, что его убьют в перестрелке. Если мы возьмем его живым, я не сомневаюсь, что он либо откажется дать сигнал, либо даст неправильный. Для него не будет иметь значения, если мы пригрозим снести ему голову. Этот портфель, лежащий там, соблазнителен, но я хочу весь банк. Как-нибудь вечером Павел поедет на такси по этой полосе, и я хочу быть там, когда он это сделает.
- Хорошо, - сказал Уткин. - Тогда что же нам делать?
Литовченко начал объяснять, и Зоя слушала с возрастающим трепетом. Было ясно, что захват, о котором говорил Литовченко, будет кровавым делом. Она знала это, потому что понимала, как казахи отреагируют на то, что планировал Литовченко, и не верила, что Дениса на самом деле это больше не волнует. У него снова было преимущество. Все было в пределах его досягаемости, если он играл правильно. Если он сыграет неправильно, многие люди будут убиты. После всех ее усилий она не была уверена, что приблизила Марата к свободе и безопасности больше, чем когда только начинала сотрудничать с Денисом. На самом деле она боялась, что гарантировала ему смерть.
***
Марат привалился к двери на заднем сиденье. Каждая кость и мускул в его теле болели. Он не знал, насколько сильно пострадал, но знал, что его ожоги загрязнились, а несколькими минутами ранее он мочился кровью. Он старался не думать о том, что происходит внутри него. Алишер сидел с другой стороны машины с открытой дверцей, курил и смотрел в туманный голубой лунный свет, который образовывал серебристый коридор взлетно-посадочной полосы, который вел прямо, как стрела, в заросли и силуэты деревьев. Портфель лежал на сиденье между ними. Марат спал урывками всю дорогу из Петропавловска, но он не спал, когда Алишер радировал Литовченко, что они едут в Тайыншу и нуждаются в помощи. Из их переговоров Марат узнал, что "Алишер" был сотрудником КНБ Казахстана по имени Булат Килибаев, что он давал Литовченко, а также своим людям ложную наводку. Значит, он действительно работал на РКО? Или он был предан 'Арыстану'? Когда самолет прибудет, передаст ли Килибаев портфель РКО или казахскому правительству? Если это будет казахское правительство, то Марат прошел через ад только для того, чтобы обнаружить, что свалял дурака. Что ж, ему просто больше было все равно. Ему просто было наплевать. Они были на взлетно-посадочной полосе почти полчаса, и Килибаев не сказал ни слова. Он курил, закинув ногу на подоконник открытой дверцы машины, и смотрел через рудник на покрытый зарослями склон, где дорога спускалась к ним под углом. На переднем пассажирском сиденье, вытянув ноги на сиденье, дремал Михаил, водитель. Другой помощник, Альберт тоже курил, шагая взад и вперед вдоль огней взлетно-посадочной полосы. Внезапно Альберт остановился и вскинул голову, как охотничья собака, почуявшая запах. Он бросил сигарету и потушил ее. Михаил тоже что-то почувствовал и сел, слегка склонив голову набок. Килибаев не двинулся с места. Потом Марат тоже услышал это, слабый, далекий гул самолета. Почти одним движением все трое вышли из машины и присоединились к Альберту в конце взлетно-посадочной полосы. Теперь звук был безошибочно узнаваем, он доносился с запада, со стороны Кустаная. Затем он исчез. Это, похоже, послужило сигналом для Альберта, который побежал в ангар и открыл электрическую коробку, прикрепленную к стене сарая. К нему присоеднилился Михаил, а Килибаев не сводил глаза с северного конца рудника... Без предупреждения огромный двухмоторный "Бичкрафт" перелетел через край бассейна и пролетел над ними так низко, что Марат почувствовал вибрацию в груди.