Литовченко не ожидал, что столкнется с такой откровенностью, и он наблюдал за аристократическим казахом со все возрастающим восхищением и сочетанием настороженности и сочувствия. На красивой верхней губе дипломата выступила капелька пота - единственный признак напряжения, которое, очевидно, испытывал этот человек.
Левкоев продолжил:
- Эти последние события с РКО - и благословение, и проклятие для меня. В силу моего служебного положения на меня была возложена ответственность, гораздо большая, чем ранее, хотя и не больше, чем я всегда считал себя способным справиться. Для меня это редкая возможность продемонстрировать свои способности, кратчайший путь к продвижению. Как говорится, я оказался в нужном месте в нужное время. С другой стороны, у меня есть несчастье, связанное с необычными отношениями моей жены, о которых мы только что говорили. Позвольте мне сказать, прежде чем я продолжу, что я не виню свою жену за ее связь с господином Громовым. Наше высокое требование взаимной верности, сделанное в наших брачных клятвах, с самого начала было печальной невозможностью, которую никто из нас не признавал, пока не стало слишком поздно. Существовали силы, социальные и политические, объективно препятствовавшие этому. Никого нельзя винить, и меньше всего Зою. - Литовченко с трудом удерживал взгляд на Файзулле Левкоеве. - Но я хотел бы спасти то, что можно спасти, - сказал Левкоев. - Если не мой брак, то мою карьеру. Чем скорее закончится дело РКО, тем лучше. Я хочу задать вам несколько простых вопросов. я надеюсь, что вы ответите на них таким же образом.
Не дав Литовченко времени согласиться. Левкоев сказал:
- Я хорошо знаю, что казахское правительство получает от вас через меня только часть информации, которой вы на самом деле обладаете о РКО и его операциях по эту сторону границы. Это, конечно, ожидалось. Если бы ситуация была обратной, это было бы не менее верно. Хотя я не буду просить вас раскрывать подробности, я хотел бы услышать ваше честное мнение о ходе расследования. Является ли оно успешным с вашей точки зрения?
Он остановился и посмотрел на Литовченко, было ясно, что он ожидал прямого ответа, как и сказал. И было легко дать ему ответ на такой широкий вопрос.
- Да, - ответил Литовченко. - На самом деле я думаю, что все идет довольно хорошо. Из наших недавних арестов очевидно, что деятельность РКО в России рушится. Конечно, убийцы угрожают всему. Павел и Дана все еще на свободе.
'И эти проклятые документы бог знает где', подумал он.
- Но вы ближе к Дане Громовой? Это вопрос не недель, а дней?
- Да, - осторожно сказал Литовченко. - Я думаю, может быть, даже раньше.
- Значит, она все еще в городе?
- Думаю, да. Ее организация вышла из строя. Ее ближайший подчиненный, Салимов мертв. Ее возможности для побега резко сократились.
- А Павел? - спросил Литовченко.
- Он бесполезен без организации.
- Но он может создать другого. Это займет всего лишь время.
- Если он останется на свободе, это возможно, - сказал Литовченко. - Он немного поколебался, а затем добавил: - Но у нас есть основания полагать, что время деятельности Павла тоже уже ограничено.
Глаза Левкоева ожили.
- Значит, вы знаете, кто он?
- Когда придет время, мы арестуем его.
Выражение лица Литовченко было как у человека, готового сделать крупную ставку, свою последнюю, и ожидающего последнего слова крупье. Левкоев изучал лицо чекиста со смешанным чувством, взвешивая балласт его ответа.
- Скоро. - добавил он. - Гораздо раньше, чем ожидает Павел.
Глава 16
Файзулла пожал руку Денису Литовченко у своей входной двери и наблюдал через окно, как квадратный зеленый джип 'Вранглер' отступил по кирпичной подъездной дорожке и исчез за колоннами у главных ворот. Затем он повернулся и вернулся в свой кабинет. где он направился прямо к своему столу и выключил записывающее оборудование. Он достал сигарету из плоской опаловой коробочки на столе и закурил, затем придвинул к себе чистый блокнот и взял только что заточенный карандаш. Покуривая, он чертил что-то на свежей бумаге. Через несколько минут он нацарапал на бумаге номер один и обвел его кружком. В стороне он написал: "Позвонить Косте по поводу Кагана". У него не было времени позвонить в Астану по поводу банковского счета Кагана, прежде чем из офиса Литовченко позвонили и спросили, может ли тот приехать. Агент ФСБ добрался к нему за двадцать минут, и Левкоев успел только убедиться, что в его кабинете все в порядке, и установить новую кассету в записывающее оборудование до его прибытия. Теперь ему нужно было обдумать новую информацию. Левкоев записал номер два и обвел его кружком. 'Позвонить Килибаеву." Сейчас расследование было на критической стадии. К сожалению, майора КНБ Булата Килибаева не было с Литовченко, чтобы расследовать два убийства. Килибаеву придется настоять на том, чтобы держаться поближе к Литовченко, нравится ли это российскому гебисту или нет. Килибаев пожалуется в высшие инстанции, если Литовченко не будет сотрудничать, и президент Бакаев устроит скандал, если казахская разведка будет отстранена от дела. Левкоева позабавил отказ Литовченко обсуждать источник информации о только что прилетевшем убийце Чене. Инвестиции России в среднеазиатскую политику, особенно в казахский вопрос, были слишком велики, чтобы не задействовать свои большие пушки, когда ситуация стала критической. Очевидно, ГРУ решило использовать слишком хорошо знакомые таланты Корейца Чена. Файзулла вполне мог представить себе его простые и лаконичные инструкции: найти Дану и Павла и встретиться с ними лицом к лицу. "Противостояние" было последним в череде эвфемизмов, таких как "крайнее предубеждение" и "мокрая операция". Приезд Чена не удивил Файзуллу. Кореец был наемным убийцей ГРУ. В странах СНГ ГРУ продолжало операции против неугодных лиц. В последнее время обе разведывательные службы прилагали усилия на территории Казахстана по подавлению националистических движений, которые периодически всплывали на поверхность только для того, чтобы быть сокрушенными вниманием трех разведывательных служб и мстительной госструктуры в виде спецподразделения 'Арыстан'. Любому казахскому дипломату или политику, служившему в правительстве в течение какого-либо периода времени, было известно, что руководство страны регулярно получало сводки от верхушки ГРУ. Однако он был удивлен, узнав, что Чен так быстро подобрался к Дане. На самом деле, пока Литовченко описывал сцену в отеле, Файзулла с неловкостью ощущал, как у него потеют ладони и колотится сердце. Как и Литовченко, он не сомневался, что Марат Громов вступил в и без того сложный заговор, и по этой причине молчание Килибаева было вдвойне неприятным. Он записал цифру три, обвел ее кружком. 'Зоя и Марат.' Все, что ему было нужно, - это самое большее еще несколько дней. Тогда все будет кончено, и ему будет уже все равно. Он был уверен, что Громова уже не спасти. Он был убежден, что Зоя была увлечена вместе с Маратом. Вероятно, сейчас она была с ним из-за утреннего телефонного звонка. Но, конечно, ФСБ узнало бы об этих договоренностях по их прослушке, и Литовченко знал бы, что Зоя отправилась на встречу с Громовым. Ужас, какая катастрофа. Если бы это сработало, если бы хоть что-то из этого сработало, это было бы чудом. Это был такой трагический поворот событий после всего их тщательного планирования. Это был критический момент, и ему нужен был Килибаев на месте. Но был один вопрос, в котором Файзулла не нуждался в разъяснении Килибаева. Это была тихая словесная бомба Литовченко о том, что ФСБ сокращает разрыв с Павлом. Конечно, это была ложь. Они могли бы сформулировать теории, обоснованные предположения, но они не знали, кто такой Павел, и не узнают, пока не поймают Дану Громову. И, возможно, тогда они тоже не узнают. Однако Литовченко сказал Файзулле, что они на хвосте у Павла без особой причины. Какова бы ни была мотивация Литовченко, для Файзуллы это означало нечто совершенно иное. Для него это была первая настоящая тревога о том, что конец дела действительно близок. Теперь ему придется действовать быстро, не беспокоясь о других событиях, над которыми он не имел никакого контроля. Он будет действовать вслепую, веря, что другие события, также идущие вслепую, будут работать в его пользу.