— Вы рассчитываете затем передать их французским властям? — спросил Тавернье.
— Нет, — холодно ответила Сара, — мы их сами казним.
— После этого, — продолжал Самюэль, — мы отправимся в Аргентину и продолжим охоту на зверей. Двое из нас будут там выдавать себя за беглых нацистов. Для этой роли лучше всего подходят Амос и Даниэль, которые прекрасно говорят по-немецки и имеют чисто арийскую внешность. А когда вы намереваетесь снова отправиться в Аргентину? — обратился он к Тавернье.
— Осенью. У меня поручение к аргентинскому правительству от французского правительства.
— Прекрасно. А нельзя ли вам выехать пораньше?
— Не знаю. Надо узнать на вокзале д'Орсэ[6].
— Хорошо было бы вам успеть до отъезда жениться…
— Жениться?!
— Да, на Саре. Это облегчило бы нашу задачу…
— Возможно, и облегчило бы, но у меня нет ни малейшего намерения жениться.
— Я вам не нравлюсь? — спросила с иронией в голосе молодая женщина.
— Не в этом дело, Сара, вы же прекрасно знаете.
— Знаю, что вы любите другую. Но успокойтесь, я не ревнива.
— Речь не об этом…
— Речь о простой формальности, — вмешался в разговор Самюэль.
— Ничего себе формальность! Сразу видно, что не вас собираются женить!
— Франсуа, я знаю ваши чувства, возможно, лучше, чем вы сами. Поверьте, если бы можно было действовать иначе, я не просила бы вас участвовать в подобном маскараде, — сказала, вновь став серьезной, Сара.
— Но…
— Прекрасно знаю, что именно вы хотите сказать. Позвольте мне всем этим заняться.
— Не вмешивайтесь в такие дела. Я сам должен заняться этим…
— Я поеду вместе с вами.
— Но она не хочет вас видеть.
— Знаю, и это обнадеживает. Она не хочет меня видеть, потому что ее потряс мой рассказ. Именно этим я и хочу воспользоваться, чтобы уговорить ее помочь нам.
— Не собираетесь же вы просить Леа…
— А почему бы и нет? Разве однажды она не помогла мне и не спасла мне жизнь? Разве не рисковала она собственной жизнью в рядах борцов Сопротивления?
— Все так, но теперь она должна обо всем этом забыть!
— Плохо же вы ее знаете! Как бы ни хотела, она никогда не сможет этого забыть. Она — простая и прямая натура, а такие, как она, считают, что зло должно быть наказано.
— Мне это известно. Но почему вы хотите, чтобы наказывала именно она? Послушайте меня и не впутывайте Леа в это дело.
— Но она нужна нам!
— Мы прекрасно можем обойтись без нее. Нам ни к чему такая, как она, импульсивная девушка…
— Однако ее дядя, отец Адриан, думал иначе. Он не раз использовал ее способности.
— Тогда она боролась за освобождение своей страны от оккупантов…
— А теперь будет бороться за то, чтобы они не оккупировали ее страну вновь.
— Все это мне кажется очень сложным и рискованным, — вмешался Самюэль. — Если, как я понимаю, Франсуа Тавернье влюблен в эту девушку, то нас ждут неприятности. Нет ничего хуже, чем любовные переживания в условиях конспирации.
— Ваш двоюродный брат прав. Это слишком рискованно не только для Леа, но и для всех нас. Я дал обещание помогать вам и участвовать в вашей борьбе, но отнюдь не ценой безопасности и жизни Леа.
— Ну ладно, на сегодня достаточно, — произнесла, наконец, Сара. — Поговорим об этом в следующий раз.
По тону ее голоса все поняли, что пора расходиться. Мужчины встали и направились к выходу.
В сквере на площади Вогезов с криком бегали взапуски дети под присмотром мамаш, сидящих в тени с вязаньем или шитьем в руках. Небо было белесым от жары, под аркадами старинных зданий не видно ни души. Расставшись со своими спутниками, Франсуа Тавернье в пиджаке, накинутом на одно плечо, направился к своей машине, оставленной на улице Тюренн. Разговор у Сары произвел на него тягостное впечатление. Разумно ли было с его стороны, учитывая собственное положение, ввязываться в авантюру, затеваемую любителями, в числе которых женщина, потерявшая всякий здравый смысл? Ясно, что назвать это разумным никак нельзя. Впрочем, еще во время войны в Испании он перестал понимать, что конкретно означает выражение «поступать разумно».