— Ну так и что? — с раздражением в голосе спросил Игорь.
— Да ничего, милый… Понимаешь, любовь любовью, а семья — дело ответственное. Сам знаешь… Я ведь, как помнишь, тоже обожглась в свое время… — Илона встрепенулась и снова переключилась на шутливо-ироническую волну. Она широко улыбнулась и, словно не обращая внимания на разочарованную физиономию Игоря, с увлечением принялась развивать тему: — Вот считается, что все бабы воют от одиночества. С одной стороны это, может быть, и справедливо. Но!.. Хотя одиночество — вещь, разумеется, преотвратительная, однако, как и все другое, обладает некоторыми плюсами. Тут одна, сама с собой, и повздыхаешь иногда расслабишься… Лишний раз посуду вымыть лень — да и пусть она в раковине валяется. Никто не видит. Зато к твоему приходу — вот она я! Веселая, красивая и даю хорошо… Правда ведь, что хорошо даю?
Илона расхохоталась.
— Не то слово, — кивнул головой Игорь.
Сказано было искренне. Но с нескрываемым унынием в голосе.
— Во! А допустим, заживем мы с тобой в одной клетке — тут и хвори всякие. И мигрени. И раздражение. Ну и… всякое такое бабское… Да что я тебе все это рассказываю, будто девочке! Не дурак вроде.
— А мы не будем ссориться… — попытался возразить Игорь.
Илона подозрительно покосилась на него. Фыркнула:
— Прости, ошиблась.
— В смысле?..
— В смысле, что не дурак.
Она всплеснула руками. Повернулась к зеркалу. И с деланным возмущением обратилась к собственному отражению:
— Посмотрите на этого человека! Отпад! — Снова посмотрела на Игоря: — Ну как же это так! А на кого же свое раздражение выплескивать? А? Да на тебя и придется. Потому что рядом. А раз так — то и всему виной… Ну а ты, естественно, — на меня. Мы же нормальные, надеюсь, люди. А не какие-то вечно радостные, зомбированные, бесчувственные идиоты!
Она помолчала немного. Закурила другую сигарету. И спокойно, уже без шутовства спросила:
— Да чем тебе Лорка-то не угодила? Я понимаю, что по мне это как бы и к лучшему. Но просто любопытно… Я ж ее уже сто лет знаю. Во-первых, далеко не дура. Во-вторых, красивая. В нее и в школе все парни втрескавшись были. Да только она ото всех шарахалась… Это же как бы и не женщина. Это какая-то древнегреческая статуя.
— Вот именно поэтому. Потому что статуя, — раздраженно резюмировал Игорь, сильно вдавливая окурок в дно керамической пепельницы. Тонкая голубая струйка прощально взвилась к потолку и растаяла.
— Ну так и оживил бы. Как Пигмалион Галатею.
— Не получается. Я уж с ней и так и этак… Я, как тебе известно, у нее первый. И, думаю, единственный… Да и вообще иногда мне кажется, что в постели она лишь отбывает трудовую повинность… Действительно — статуя. Целуешь — только ресницами хлопает. И улыбается. Чему — непонятно. То ли виновато, то ли снисходительно…
— Действительно, любопытно… — протянула Илона. — Очень любопытно… И как только ты умудрился жениться на ней!
— А то не помнишь! Предки между собой снюхались. Познакомили… Да кто ж знал! — Игорь вскочил и, размахивая руками, заходил по комнате. — Понимаешь, Илонка, мне часто кажется, что она какая-то не такая. Не от мира сего… Особенно после того… два года назад. Помнить? — Илона молча кивнула. — Глядишь, идет, смотрит сквозь очки куда-то в пространство и как бы вроде ничего и не видит… Где она витает в это время — черт ее знает! Рассеянная — дальше некуда. То одно забудет, то другое… Если чайник на газ поставит, то можешь быть уверенным — чайник будет стоять там, пока не распаяется… Вся где-то там… В каких-то эмпиреях… Бывает, гляжу на нее и не могу представить себе, что она в туалет ходит.
— Точно! — рассмеялась Илона. — Именно такой она всегда и была. Одно слово — Лора…
— Лариса. Лора… Интересно… Соседка тоже ее так называет: «Лорочка»… Слушай, Илонка! А как, кстати, тебя в школе называли?
Илона округлила зеленые глаза. Скрючила пальцы и, нацелив на Игоря длинные лакированные ногти, страшно зашипела:
— Лошка — Рыжая Кошка!
Потом залилась веселым смехом.
Но глаза ее вдруг стали неподвижны. Они словно остановились на какой-то невидимой точке. И, казалось, излучали странное внутреннее свечение.