Видимо, и правда вымотался. Ад и черти!
Пусть заливается, ничего страшного, я и так засну. Однако вместо снов перед глазами мелькал злосчастный заяц, скакал, как угорелый. Образ животного сливался со смехом сына, и, казалось, что надо мной насмехается огромная выпотрошенная туша. Интересно, существуют ли зайцы-демоны?..
Нет, уснуть точно не получится — я встала с кровати, накинула на плечи халат, и, проклиная все сущее, побрела в детскую. Почему его не успокоит кормилица? Где Маргоша? Бедлам, а не усадьба!
Половицы скрипели под ногами, дом продувало — лучше бы Ольгерд вместо того, чтобы строить новое крыло, заделал старые расщелины, а то не жилье, а обиталище призраков из страшной сказки. Витольд оживленно щебетал, но собеседника не было слышно.
Газеля? Когда же он наконец вырастет из этих детских фантазий? Дверь в маленькую гостиную, ведущую в спальню сына, отворилась с протяжным скрипом, но это не смутило блаженно похрапывающую в обитом синей парчой кресле Маргошу. На ее коленях осталась лежать раскрытая на середине книга.
Я громко прочистила горло, желая высказать свое недовольство, и тут же поперхнулась.
На коленях неграмотной деревенской бабы лежала книга. Чувствуя, как леденеют пальцы, я ухватилась за корочку. От ужаса текст начал расплываться, зато картинки остались четкими. Маргоша читала «Bestiarium» Августа фон Розенрота, остановившись на странице с иллюстрациями, живописно изображающими младших демонов Танар’ри.
В глазах потемнело.
— Миленка, — Маргоша, проснувшись, смотрела на меня своими большими коровьими глазами. — Ты чего не спишь?
Святой Лебеда… Усадьба кишит чернокнижниками, как труп личинками, и кишит уже очень давно… Не желая даже слушать эту двуличную змею, я ворвалась в спальню сына, с дури ударившись плечом о дверной косяк. Но я уже знала, кого увижу, прежде, чем распахнула дверь.
Мой сын стоял перед огромным черным зеркалом в позолоченной раме и разговаривал с вырисовывающейся на его глади тенью. Силуэтом, чьи смутные очертания напоминали одного бродячего торговца. Образом, который последний раз я видела три года тому назад. С Газелью, со своим нежно любимым воображаемым другом.
С Господином Зеркало.
Который ждал моего прибытия, который его, скорее и всего, и подстроил. Который парализовал меня и оставил стоять в дверях как столб, не в силах пошевелиться, не в силах позвать на помощь Ольгерда.
— Не хочу блата, — жаловался не замечающий меня Витольд, — Шадки забелет, маму забелет.
Гюнтер О’Дим смотрел на него со смесью снисходительности и притворной заботы.
— Да, мой дорогой мальчик, — деланно вздохнул он. — К сожалению, родные братья часто встают на пути к желаемому. Спроси у отца, что делают в таких случаях.
Витольд не просто слушал его — он внимал каждому слову. Никогда я не видела сына таким терпеливым и воспитанным, таким послушным и сосредоточенным.
Фигура в зеркале опустилась на корточки, по-отечески взъерошила сыну волосы. Так же, как это любил делать Ольгерд.
— Скажи мне, — вкрадчиво спросил Гюнтер О’Дим, — ты принес то, о чем мы договаривались?
Витольд аж подскочил от предвкушения, и бросился к походному мешку.
— Плинес, — сказал он, схватив за горло зайца.
Или то, что осталось от него, после того, как с тушки содрали шкуру, чтобы завтра к вечеру зажарить с яблоками. Видимо, стащил с кухни, мелкий воришка…. Святой Лебеда…
— Прекрасно, — похвалил его демон. — Я очень люблю людей, которые держат свое слово, Витольд и щедро плачу им за это.
Когтистая сухая рука протянула сквозь зеркальную поверхность маленькую статуэтку; пухлая детская ручонка вытянула навстречу мешок костей и мышц.
Смысл происходящего был слишком ужасен, чтобы осознать его до конца. Единожды подав руку дьяволу, можно уже не лелеять надежды, что он когда-нибудь ее отпустит. Кричать я не могла, хрипеть тоже, оставалось только наблюдать.
Витольд вцепился в сверкающую эбонитовую лошадку с глазами-топазами, повертел ее в лунном свете, и прижал к сердцу. Забрался на стульчик, потом вскарабкался на стол и отодвинул картину — старый тайник Ольгерда с облетевшей краской в углу. Там уже стояла целая коллекция фарфоровых, мраморных и малахитовых статуэток.
И зная, каким образом он их добывал… Зря я грешила на Гарма.
— Спасибо, Газела, — вежливо сказал Витольд и чуть поклонился, как его учили.
Гюнтер О’Дим ласково улыбнулся.
— Представляешь, сколько лошадок ты мог получить в обмен на что-то большее? — заговорщически спросил он. — И не только — поверь мне, мир может подарить тебе столько прекрасного в обмен за небольшую плату.
Витольд рьяно закивал. В глазах сына не было ничего, кроме жажды обладать. Мне был хорошо знаком этот идеально пустой взгляд, разбавленный алчностью, но на лице ребенка он смотрелся намного чудовищней.
— Знаешь, мой юный друг, — задушевно продолжил демон, — у нас с твоим дедушкой недавно случился преинтереснейший разговор. При всех наших разногласиях, собеседник он, надо признать, изумительный. Так вот — ручная работа, штучная купля-продажа, по его мнению, давно в прошлом. Наступают времена массового производства, — Гюнтер О’Дим развел руками, — где только найти работников?
Он потрепал за щеку рассмеявшегося Витольда, который ни слова не понял.
— Вот я и вспомнил о своем маленьком проекте, живом доказательстве необычайной эффективности евгеники.
Видения, которые я так старалась забыть, возвращались ко мне вспышками. Огни, летящие с небес, превращающие людские тела в пыль. Мертвые города, у врат которых громоздились груды черепов, сброшенных в кучи, словно мусор.
— Как выразился один мой коллега, — продолжил демон. — «Все в мире изменил прогресс. Как быть? Меняется и бес».
Из чёрных глубин зеркала проглядывало отражение голубых глаз Витольда, наблюдавшего за мной с любопытством случайного прохожего. Все замерло, время растягивалось, как бесконечная нить, а пространство сузилось до двух фигур: детской и нечеловеческой.
О’Дим… Ты же обещал, дьявольская падаль!
— Не трогать вас, — закончил за меня Гюнтер О’Дим, — и я всегда верен своему слову. Тебе и Ольгерду не грозит никакой опасности, а вот с юным Витольдом у нас большие планы, не так ли?
— Дя, — кивнул Витольд, скрестив на груди руки.
За все, что я сделала, должна платить я! Я, а не мой сын! Дети не должны отвечать за грехи отцов! Будь ты навеки проклят, тварь… Будь ты навеки проклят!
— Милена, ты ранишь меня в самое сердце! — развел руками демон. — Я столько сделал для вашей семьи — можно сказать, создал ее собственными руками — и не услышал ни слова благодарности в ответ!
Гюнтер О’Дим вышел из зеркала, не потрудившись даже окончательно принять человеческий облик, так и оставшись полумужчиной, полутенью. Его кожа напоминала серые выхолощенные тряпки, натянутые на человеческое тело. От него исходило красноватое сияние и запах серы, смешанный с гарью погребального костра. В желтых глазах с выпуклыми серыми прожилками можно было увидеть живой океан душ, частью которого я едва не стала сама.
— Подарил вам все, чего можно пожелать, — мягко продолжил демон, — разве что славой обделил.
Витольд обернулся и спокойно взглянул на меня, слегка улыбнувшись.
— Но поверь мне, моя милая Милена, — сказал Гюнтер О’Дим, — очень скоро фамилия фон Эверек будет у всех на слуху.
__________
Я ненавижу всех святых, —
Они заботятся мучительно
О жалких помыслах своих,
Себя спасают исключительно.
Мне ненавистен был бы Рай
Среди теней с улыбкой кроткою,
Где вечный праздник, вечный май
Идет размеренной походкою.
Я не хотел бы жить в Раю,
Казня находчивость змеиную.
Я с детских лет люблю Змею
И ей любуюсь, как картиною.
К. Бальмонт «Голос Дьявола»