— Возможно, возможно… — Краснов медленно раскуривал папиросу. — Может быть, я ошибся. Но какие у него дьявольски неприятные глаза!
А Дэв Уот прошел в северную комнату и прежде всего дважды повернул ключ в замке входной двери. Затем быстро отодвинул от окна на середину комнаты стол. Вынув из кармана продолговатый металлический цилиндр, обмотанный белым шнуром, он приподнял суконное покрывало с одной стороны и, приложив цилиндр к внутренней стороне покрышки стола, быстро, дорожа каждым мгновением, прикрепил его к ней четырьмя длинными кнопками. Такими же кнопками он пришпилил размотанный шнур, который шел теперь от края стола до самой его середины, где была укреплена бомба. Затем Дэв быстро опустил покрывало и, капнув чернилами над тем местом, где проходил шнур, разложил на столе все нужные для совещания бумаги, прибавив к ним еще несколько из стоящего в углу шкафа. Затем беззвучно рассмеялся и не менее беззвучно снова отпер входную дверь.
— Дураки, — Дэв присел к столу с приятным чувством исполненного долга. — Еще стачки устраивают, идиоты. Через две минуты после прихода этого Ганновера я зажигаю фитиль, а еще через три минуты все они летят к черту на рога. Только вот этот приезжий, он так проницательно смотрел на меня. Хорошо бы и его отправить вместе со всеми… Идут.
За дверью раздался шелест многих ног и в комнату вошли озабоченные члены Стачечного комитета, франтоватый мистер Ганновер и настороженный, внешне спокойный Краснов. Представитель уже говорил на ходу и, развалившись на стуле, внушительно оглядел всех собравшихся.
— Вы понимаете, джентльмены? Трест не может дать вам больше того, что дает. Настали тяжелые времена. Мы сами еле сводим концы с концами. Придется проводить сокращение служащих.
— Значит, вы не идете на уступки? Зачем же было начинать переговоры? — старик Петерсон угрожающе перегнулся через стол. — Вы не делаете никаких уступок? Никаких?
Агент бросил Уоту взгляд сообщника, и Уот ответил на этот взгляд, внутренне издеваясь над этим человеком, не чувствующим, что доживает последние минуты.
— Наоборот, джентльмены, мы делаем вам огромную уступку. Мы примем обратно на заводы всех забастовщиков. Вы ведь знаете, что нам ничего бы не стоило набрать сколько угодно других…
— Ложь! Штрейхбрехеров-чернорабочих вы можете набрать хотя бы из своих проклятых полицейских, но ни один квалифицированный рабочий не будет работать у вас. В этом ручаемся мы, Стачечный комитет Тауншира. — Петерсон сильно ударил по столу сжатым кулаком, и этот же жест повторили негр Рэне и Питер Джемс, во всем согласные со своим председателем.
— Вы в этом уверены? — Ганновер старался сохранить свое пренебрежительное выражение лица, но по дрожанию его губ и легкой растерянности в глазах все поняли, что удар попал в цель.
— Но чего же вы хотите в таком случае?
— Трест должен дать нам нормальные ставки. Отмены одного последнего понижения мало. И все уволенные должны быть приняты обратно. Мы…
Так началось совещание в Стачечном комитете. Все присутствующие волновались. Только Краснов, откинувшись на спинку стула и не принимая участия в совещании, обдумывал и взвешивал все происходящее. Его все еще продолжал интересовать странно знакомый ему человек с лисьей физиономией, сидящий против него…
И вдруг он увидел, что рука этого человека, только что раскурившего папиросу, как бы случайно опустилась с зажженной спичкой под стол. Вся поза Уота выражала безучастность и рассеянность, но в лице было страшное, едва скрываемое напряжение. Глаза неподвижно смотрели вперед, и даже зубы немного оскалились под небольшими усиками. В следующий момент Уот встал и, что-то шепнув отмахнувшемуся от него Питеру, поспешно вышел из комнаты.
Совещание продолжалось.
И вдруг произошло нечто совершенно неожиданное. Спокойный, молчаливый незнакомец, тов. Краснов, с легким криком выхватил из-под стола руку с растопыренными пальцами, и, отшвырнув стул, быстро вскочил на ноги. Вскочили, как будто подчиняясь чьему-то приказу, и все присутствующие.
Перед их глазами происходила необъяснимая сцена: двумя движениями рук Краснов сбросил на пол покрывало со всеми бумагами и мягко опрокинул тяжелый дубовый стол. И тут все увидели, поняли и толпой шарахнулись к закрытой двери. На почерневшей от времени доске поблескивала белая сталь динамитного патрона, а в одном дюйме от него тлела кровавая искра горящего фитиля. Но фитиль не догорел. Ловкие, умелые пальцы наклонившегося Краснова смяли и затушили красный потрескивающий огонек. Осторожно вынув из патрона остатки фитиля, он выпрямился и спокойным взглядом обвел окружающих.