Я вернулся в офис и припарковал «олдс». За дверью здания «Кауэнга» тощий молодой парень в красно-зеленой клетчатой куртке и шляпе «порк-пай»[79] отделился от стены и встал передо мной.
— Ты Марлоу? — У него было худое, желтоватое лицо с выступающими скулами и бесцветными глазами.
— Я Марлоу, — сказал я. — А ты кто?
— Босс хочет поговорить с тобой. — Он посмотрел через моё плечо туда, где у тротуара была припаркована большая чёрная машина.
Я вздохнул. Когда такой парень останавливает вас по дороге на работу и сообщает, что его работодатель хочет с вами поговорить, вы понимаете, что у вас неприятности.
— А кто твой босс? — спросил я.
— Просто садись в машину, ладно? — Он распахнул вправо на дюйм или два пиджак, и я увидел там что-то чёрное и блестящее, плотно сидящее в наплечной кобуре.
Я подошёл к машине. Это был праворульный «бентли». Должно быть, кто-то привёз его из Англии. Парнишка со средством убеждения под мышкой открыл заднюю дверцу и отступил, пропуская меня внутрь. Наклонившись, я на секунду подумал, что он положит руку мне на макушку, как это делают копы в кино, но что-то в моём взгляде подсказало ему не заходить слишком далеко. Он закрыл за мной дверь. Она издала громкий, тяжёлый лязг, словно захлопнулась дверь банковского сейфа. Затем парень вернулся на свой насест у стены.
Я огляделся. Внутри было много хрома и полированного ореха. Бледно-кремовая обивка имела тот запах новой кожи, который всегда особенно силён в этих дорогих английских моделях. Впереди, за рулем, сидел чернокожий мужчина в шоферской фуражке. Он даже не пошевелился, когда я сел, и продолжал смотреть прямо перед собой, через ветровое стекло, хотя я на секунду поймал его взгляд в зеркале заднего вида. Это не был дружелюбный взгляд.
Я повернулся к парню, который оказался рядом со мной.
— Итак, — сказал я. — О чём Вы хотите поговорить?
Он улыбнулся. Это была тёплая и широкая улыбка, улыбка счастливого и преуспевающего человека.
— Вы знаете, кто я? — вежливо осведомился он.
— Да, — сказал я, — я знаю, кто Вы. Вы — Лу Хендрикс.
— Хорошо! — Улыбка стала ещё шире. — Ненавижу представляться, а Вы? — него был сочный, натренированный британский акцент. — Такая пустая трата драгоценного времени.
— Конечно, — сказал я, — очень скучно для таких занятых парней, как мы.
Он, казалось, не возражал против немного пошутить.
— Да, — сказал он непринужденно, — вы — Марлоу, всё в порядке, я слыхал о Вашем остроумии.
Он был крупным мужчиной, достаточно большим, чтобы, казалось, заполнить всю заднюю часть этого огромного автомобиля. У него была голова в форме обувной коробки, сидевшая на трех или четырех складках жира в том месте, где раньше был подбородок, и клок густых окрашенных в цвет промасленного тика волос был приклеен сбоку к его плоскому черепу. Глаза у него были маленькие и весело блестели. На нем был двубортный костюм, сшитый из множества ярдов шёлка лавандового цвета, и распушенный малиновый галстук с жемчужной булавкой. Для бандита он определенно был модно одет. Я бы не удивился, если бы, взглянув вниз, обнаружил там гетры. «Великолепный Лу», — называли его за глаза. У него было казино в пустыне. Он был одним из больших парней в Вегасе, вместе с Рэнди Старром и парой других таких же крепких орешков игорного бизнеса. Говорили, что, кроме «Парамаунт Пэлэс», у него было много интересов: проститутки, наркотики и тому подобное. Он такой шалун, наш Лу.
— Мне достоверно известно, — сказал он, — что Вы ищете человека, о котором мне было бы кое-что интересно узнать для себя.
— О? И кто бы это мог быть?
— Человек по имени Питерсон. Нико Питерсон. Имя звучит как звонкий колокольчик, не правда ли?
— Кажется, слышу звон, — сказал я. — Кто Ваш надёжный информатор?
Его улыбка стала лукавой.
— Ах, мистер Марлоу, — вы же не станете раскрывать источник, почему же ждёте этого от меня?
— В этом Вы правы. — Я вытащил портсигар, достал сигарету, но закуривать не стал. — Я уверен, Вы знаете, — сказал я, — Нико Питерсон мёртв.
Он кивнул, отчего его дополнительные подбородки задрожали.
— Мы все так думали, — сказал он. — Но теперь мне кажется, что мы все ошибались.
Я играл с незажжённой сигаретой: вертел её в пальцах и тому подобное. Я пытался понять, как он узнал, что Питерсона засекли, хотя предполагалось, что он мёртв. Хендрикс был не из тех, кто знаком с Клэр Кавендиш. С кем ещё я разговаривал о Питерсоне? Джо Грин, Берни Олс, бармен Трэвис и старик, живший напротив дома на Нэйпир-стрит. Кто же ещё? Но, возможно, и этих было достаточно. Мир пористый, сведения просачиваются сами по себе, или так только кажется?
— Вы думаете, он жив? — спросил я, всё ещё пытаясь выиграть время. Он изобразил злорадствующую, жизнерадостную улыбку, которая сморщила уголки его блестящих маленьких глазок.
— Да ладно Вам, мистер Марлоу, — сказал он. — Я занятой человек, и Вы, конечно, тоже. Мы так резво начали, а теперь Вы определенно начали волочить ноги.
Он пошевелился, как выброшенный на берег кит, достал из кармана большой белый носовой платок и громко высморкался.
— Смог в этом городе, — сказал он, убирая платок и качая головой. — Он разрушает мои дыхательные пути. — Он пристально посмотрел на меня. — А Вас это беспокоит?
— Немного, — ответил я. — У меня уже есть с этим проблемы.
— Ах, да?
Внезапно ему стало не до того, чтобы тратить время впустую.
— Сломанная носовая перегородка, — сказал я, постукивая пальцем по переносице.
— Ну-ну, это, должно быть, было больно. Как это случилось?
— Студенческие годы, футбольный мяч, потом доктор-шутник, который пытаясь всё исправить снова сломал нос, сделав всё ещё хуже.
— Боже мой, — Хендрикс вздрогнул. — Мне невыносимо думать об этом, — и всё же я видел, что он хочет услышать больше. Я вспомнил его репутацию ипохондрика.[80] Как же получается, что преступная жизнь порождает столько неподдельных чудаков?
— Вы же знаете, что убили сестру Питерсона, — сказал я.
— Да, конечно. Как я слышал, столкнулась с двумя грубыми личностями с юга.
— Вы очень хорошо информированы, мистер Хендрикс. В газетах не говорилось, откуда взялись убийцы.
Он ухмыльнулся, как будто я отпустил ему большой комплимент.
— О, я держу ухо востро, — скромно сказал он. — Вы же знаете, как это бывает, — он стёр невидимое пятнышко с рукава своего костюма. — Вы думаете, эти южные джентльмены также охотились за её братом? Вы наткнулись на них, не так ли? — Он снова покачал головой. — Или, точнее, я думаю, это они наткнулись на Вас — этот синяк на Вашей щеке говорит о многом.
Он посмотрел на меня с сочувствием. Он был человеком, который знал о боли — о той, которую причиняют другим. Затем он принял деловой вид.
— Как бы то ни было, вернёмся к нашему делу — я был бы очень признателен нашему другу Нико, если, конечно, он всё ещё с нами. Видите ли, он регулярно выполнял для меня поручения в стране сомбреро и мула — ничего серьёзного, так, кое-какие мелочи, которые трудно достать здесь, где законы так излишне строги. В момент его предполагаемой смерти у него было кое-что моё, что с тех пор пропало.
— Чемодан? — спросил я.
Хендрикс одарил меня долгим, внимательным взглядом, его глаза заблестели. Затем он расслабился, позволив своему квадратному, задрапированному лавандой телу откинуться на мягкую кожу сиденья.
— Может, прокатимся? — спросил он и обратился к чернокожему, сидевшему впереди. — Седрик, покатай нас по парку, ладно?
Седрик снова встретился со мной взглядом в зеркале заднего вида. На этот раз он казался немного менее недружелюбным. Думаю, теперь он уже знал, что во мне нет ничего такого, на что ему стоило бы обижаться. Он отвёл машину от тротуара. Двигатель, должно быть, все время работал на холостом ходу, но я не слышал ни звука. Англичане точно знают, как строить автомобили. Обернувшись, я мельком увидел, как парнишка в шляпе отскочил от стены и настойчиво поднял руку, но ни Седрик, ни его хозяин не обратили на него никакого внимания. Таких как он здесь по дюжине на десять центов.
Мы с шуршанием влились в поток машин на Кауэнге, направляясь на юг со скоростью двадцать пять миль в час. Было немного странно двигаться так тихо в такой большой машине. В таких машинах обычно передвигаешься в мечтах. Хендрикс открыл шкафчик орехового дерева, встроенный в дверь рядом с ним, достал оттуда тюбик с чем-то, отвинтил крышку, выдавил дюйм густой белой мази и начал втирать её в руки. Аромат, исходивший от этого вещества, казался знакомым. Я взглянул на этикетку: «Лосьон для рук "Ландыш" от Лэнгриш». Это могло бы показаться интересным совпадением, если бы не тот факт, что большинство людей в этом городе, которые жили над чертой бедности, пользовались продуктами «Лэнгриш». Во всяком случае, мне так казалось — с тех пор как я познакомился с Клэр Кавендиш, эти проклятые духи были повсюду.
— Скажите, — спросил Хендрикс, — как Вы узнали, что меня интересует именно чемодан?
Я отвернулся от него и посмотрел на дома и витрины магазинов, мимо которых мы проезжали по Кауэнге. Что я мог ему сказать? Я сам не знал, откуда взялось это слово; оно просто выскочило, удивив даже меня. На самом деле мне пришло в голову не «чемодан», а испанское слово «малета»,[81] и я автоматически перевёл его.
79
80
Ипохондрия — состояние человека, проявляющееся в постоянном беспокойстве по поводу возможности заболеть одной или несколькими соматическими болезнями, жалобах или озабоченности своим физическим здоровьем, восприятии своих обычных ощущений как ненормальных и неприятных, предположениях, что, кроме основного заболевания, есть какое-то дополнительное.