— Как так получилось, что фамилия Вашей дочери была Питерсон? — спросил я.
— Она взяла фамилию матери, кто знает почему. Моя жена не была замечательной женщиной, мистер Марлоу. Она была наполовину мексиканкой, так что, возможно, мне следовало об этом догадаться. Она вышла за меня замуж из-за денег, а когда достаточно их потратила — вернее, когда я положил конец её тратам, — сбежала с парнем, который оказался мошенником. Не слишком приятная история, я знаю. Не могу сказать, что именно этот отрезок моей жизни является предметом моей гордости. Всё, что могу сказать в своё оправдание, — я был молод и, наверное, очарован. — Он вдруг ухмыльнулся, обнажив зубы. — Или так говорят все рогоносцы?
— Откуда мне знать.
— Тогда Вы счастливчик.
— Удача есть удача, мистер Каннинг. — Я взглянул на верёвки. — Сейчас, мне кажется, она не слишком на моей стороне.
Мой разум снова затуманился, что, вероятно, было вызвано ухудшением кровообращения из-за веревок. Но силы возвращались, я это чувствовал, если только это не было просто вызвано никотином. Интересно, как долго всё это будет продолжаться? И ещё — опять-таки, — чем всё это закончится. Я вспомнил выпученный глаз Лопеса и кровь на его рубашке. Уилбер Каннинг играл роль мягкотелого старика, но я знал, что в нем нет ничего мягкотелого, за исключением, может быть, его отношения к умершей дочери.
— Послушайте, — сказал я, — возможно ли предположить, что если Линн была Вашей дочерью, то Нико — Ваш сын?
— Да, они оба мои потомки, — ответил он, не глядя на меня.
— Тогда мне очень жаль, — сказал я. — Вашего сына я никогда не встречал, но, как я уже сказал, Линн показалась мне вполне в порядке. Почему Вас не было на её похоронах?
Он пожал плечами.
— Она была бродяжкой, — произнёс он без всякого выражения. — А Нико был жиголо, когда не вёл себя ещё хуже. В них обоих было много от матери, — теперь он посмотрел в мою сторону. — Вы шокированы моим отношением к сыну и дочери, мистер Марлоу, хотя я потерял их обоих?
— Меня трудно шокировать.
Он не слушал. Он снова принялся расхаживать по комнате, и у меня закружилась голова, когда я смотрела на него.
— Я не могу жаловаться, — сказал он. — Я не был идеальным отцом. Сначала они одичали, потом убежали. И я не пытался их найти. Потом было уже слишком поздно что-либо исправить. Линн ненавидела меня. Нико, наверное, тоже, только ему кое-что от меня было нужно.
— Что именно?
Он не потрудился ответить.
— Может быть, Вы не так уж плохи, как думаете, — сказал я. — Отцы часто судят себя слишком строго.
— У Вас есть дети, Марлоу?
Я покачал головой, и снова что-то, похожее на набор больших деревянных игральных костей, загремело у меня в голове.
— Значит, Вы не знаете, о чём говорите, — сказал он, и в его голосе было больше печали, чем прежде.
Хотя день, должно быть, клонился к закату, в большой комнате с высоким потолком становилось всё жарче. Это было похоже на августовский полдень в Саванне. К тому же сырость в воздухе, казалось, ещё сильнее затягивала веревки вокруг моей груди и запястий. Я не была уверен, что чувствительность когда-нибудь вернётся к моим рукам.
— Послушайте, мистер Каннинг, — сказал я, — или скажите, что Вам от меня нужно, или отпустите. Мне плевать на мексиканцев — они заслужили всё, что получили от Вашего Дживса.[88] В их случае, суровое правосудие вполне по заслугам. Но у Вас нет причин держать меня здесь, как цыплёнка для воскресного ужина. Я ничего не сделал ни Вам, ни Вашему сыну, ни дочери. Я просто сыщик, стремящийся заработать на жизнь и не слишком преуспевший в этом.
По крайней мере, мои слова заставили Каннинга перестать расхаживать, и это стало облегчением. Он подошёл и встал передо мной, уперев руки в бока и зажав под мышкой «чванливую палку».
— Дело в том, Марлоу, — сказал он, — что я знаю, на кого Вы работаете.
— Знаете?
— Да ладно Вам, за кого Вы меня принимаете?
— Я Вас ни за кого не принимаю, мистер Каннинг. Но я должен сказать, что очень сомневаюсь, что Вы знаете личность моего клиента.
Он наклонился вперед и протянул мне амулет, висевший на шнурке у него на шее.
— Знаешь, что это? Это глаз бога Кауильи. Очень интересное племя, кауилья. Они обладают силой прорицания, что научно подтверждено. Нет смысла лгать этим людям — они видят тебя насквозь. Мне выпала честь быть причисленным к числу этих достойны храбрецов. Частью церемонии была демонстрация возможностей этого драгоценного образа, этого всевидящего ока. Так что не пытайтесь мне лгать и не пытайтесь ввести меня в заблуждение, изображая невинность. Рассказывайте.
— Я не знаю, о чём Вы хотите, чтобы я рассказал.
Он печально покачал головой:
— Мой человек Дживс, как Вы его назвали, скоро вернётся. Вы видели, что он сделал с мексиканцами. Мне бы не хотелось, чтобы он сделал то же самое с Вами. Несмотря на обстоятельства, я испытываю к Вам определенное уважение. Мне нравятся мужчины, сохраняющие хладнокровие.
— Проблема в том, мистер Каннинг, — сказал я, — что я не знаю, чего Вы от меня хотите.
— Нет?
— Правда, не знаю. Меня наняли, чтобы найти Нико Питерсона. Мой клиент, как и все остальные, думал, что Нико мёртв, но потом увидел его на улице, пришёл ко мне и попросил его разыскать. Это чисто личное дело.
— Где он мог увидеть Нико, Ваш клиент, как Вы его называете.
Его. Значит, он не знал того, что, что ему казалось, он знал. Это было облегчением. Мне бы не хотелось думать о Клэр Кавендиш, привязанной к стулу, с этим смертоносным мелким сумасшедшим, расхаживающим перед ней.
— В Сан-Франциско, — ответил я.
— Значит, он был там, так?
— Кто?
— Ты знаешь кто. Что он делал в Сан-Франциско? Он искал Нико? Что заставило его заподозрить, что Нико не умер?
— Мистер Каннинг, — сказал я так терпеливо и мягко, как только мог, — всё, что Вы говорите, не имеет для меня никакого смысла. Вы всё неправильно поняли. Это была случайная встреча с Нико — если это был Нико.
Каннинг снова стоял передо мной, уперев кулаки в бока. Он долго молча смотрел на меня. — А ты что думаешь? — наконец спросил он. — Ты думаешь, это был Нико?
— Не знаю… не могу сказать.
Снова наступило молчание.
— Флойд сказал мне, что Вы упомянули Лу Хендрикса. Зачем Вы это сделали?
— Хендрикс встретил меня на улице и прокатил на своей шикарной машине.
— И?..
— Он тоже ищет Нико. Ваш сын весьма популярен.
— Хендрикс думает, что Нико жив?
— Казалось, что он ничего точно не знает. Как и Вы, он слыхал, что я что-то вынюхиваю, пытаясь напасть на след Нико. — Я ничего не сказал о чемодане, о котором, к моему сожалению, упомянул Хендриксу. — Я тоже ничего не смог ему сообщить.
Каннинг вздохнул:
— Ладно, Марлоу, будь по-твоему.
Дверь на другом конце бассейна, как по команде, открылась, и вернулись Бартлетте Флойдом Хэнсоном. Последний выглядел ещё более встревоженным, чем раньше. Его лицо было серым с зеленоватым оттенком. На его красивом льняном пиджаке и прежде безупречно белых брюках появились пятна крови. Избавление от пары изрядно потрепанных трупов — я считал вполне справедливым предположение, что второй мексиканец был уже мёртв к тому времени, когда его доставили туда, куда его доставили, — стало бы адом для вашей одежды, особенно если вы были таким же аккуратно одетым, как Флойд Хэнсон. Очевидно, он не привык к виду запекшейся крови, по крайней мере, в тех количествах, которые пролили те два мексиканца. Но разве он не говорил, что сражался в Арденнах? Надо было догадаться отнестись к этому с изрядной долей скептицизма.
Бартлетт вышел вперёд.
— Всё устроено, мистер Каннинг, — сообщил он на своём кокни.
Каннинг кивнул.
— С двоими разобрались, — сказал он, — остался один. Может быть, вода прояснит ему мысли. Флойд, помоги мистеру Бартлетту.
Бартлетт снова подошёл ко мне сзади и начал развязывать веревки. Когда он снял их, ему пришлось помочь мне встать, так как мои ноги слишком онемели, чтобы меня поддерживать. Он отпустил мои руки, и я размял их, чтобы кровь начала в них циркулировать. Потом он подвёл меня к краю бассейна, положил руку мне на плечо и заставил опуститься на колени на мраморные плиты. Уровень воды был всего на дюйм или два ниже края. Бартлетт взял меня за одну руку, а подошедший Хэнсон за другую. Я решил, что они собираются опрокинуть меня в бассейн, но вместо этого они заломили мне руки за спину, и Бартлетт снова схватил меня за волосы, толкнул мою голову вперёд и погрузил её в воду. Я не сделал достаточно глубокого вдоха и сразу же начал испытывать панику утопающего. Я попытался повернуть голову набок, чтобы глотнуть воздуха, но пальцы Бартлетта были сильны, как челюсти питбуля, и я не мог пошевелиться. Очень скоро я почувствовал, что мои легкие вот-вот разорвутся. Наконец меня снова подняли на ноги, и вода хлынула мне за воротник. Каннинг подошел и встал рядом со мной, наклонившись, положив руки на колени и приблизив своё лицо к моему.
— Теперь, — сказал он, — вы готовы рассказать нам все, что знаете?
— Ты совершаешь ошибку, Каннинг, — сказал я, задыхаясь. — Я ничего не знаю.
Он снова вздохнул и кивнул Бартлетту, и я опять оказался под водой. Забавные вещи замечаешь даже в самых отчаянных обстоятельствах. Я открыл глаза и увидел далеко внизу, на бледно-голубом дне бассейна, маленькое кольцо, простое золотое кольцо, которое, должно быть, незаметно соскользнуло с пальца какой-то женщины-купальщицы. По крайней мере, на этот раз я был достаточно умён, чтобы наполнить легкие, но это не имело большого значения, и через минуту или около того я снова стал утопающим. Я никогда много не проводил времени на воде и, конечно, никогда не учился задерживать дыхание, как это делают чемпионы по плаванию. Я подумал, что, возможно, это кольцо будет последним, что я когда-либо увижу. Я мог бы придумать зрелище и похуже, на которое можно было бы взглянуть в последний раз, пока дышишь — или, в моём случае, не дышишь.
88
Реджинальд Дживс