Выбрать главу

Он надулся, и я увидел в нём угрюмого мальчишку.

— Что ты хочешь знать? — пробормотал он.

— Всё, почти всё. Начнём с чемодана. Что в нём такого, что Лу Хендрикс так жаждет заполучить?

— Так, кое-что.

— Что именно?

— Послушай, Марлоу…

Я схватил его за запястье, лежавшее на столе, и сжал так, что затрещали кости. Он попытался вырваться, но я удержал его.

— Ты делаешь мне больно! — прорычал он.

— Да, и я сделаю ещё больнее, если ты не начнешь говорить. Что в чемодане?

Он снова попытался освободиться, и я сжал сильнее.

— Отпусти, — заскулил он. — Я скажу тебе, ради Бога!

Я разжал пальцы, и он откинулся на спинку стула, как будто из него внезапно вышел весь воздух.

— У него фальшивое дно, — сказал он угрюмо вполголоса. — Под ним десять килограмм «лошадки» в двадцати целлофановых пакетах.

— Героин?

— Говори потише! — Он быстро оглядел комнату. Никто не обращал на нас никакого внимания. — Героин, да, я так и сказал.

— Для доставки Лу Хендриксу. От кого?

Он пожал плечами.

— Просто от какого-то парня. — Он массировал запястье пальцами другой руки. Его глаза были полны ярости. Я сказал себе, что никогда не позволю ему напасть на меня.

— Какого парня? — спросил я.

— Парня с юга.

— Назови мне имя.

Он достал из нагрудного кармана пиджака белый носовой платок и вытер им рот.

— Знаешь Менди Менендеса?

Я сделал паузу. Это было не то имя, которое я ожидал. Менендес был бандитом, когда-то очень влиятельным в этих краях — фактически, одним из самых влиятельных. Но он подался в Мексику, и последнее, что я о нём слышал, он действовал из Акапулько. Хорошая работа, если вам удастся её заполучить, и, если вы решите назвать это работой.

— Да, я его знаю, — сказал я.

— У них с Хендриксом совместный бизнес. Менендес присылает партию примерно раз в пару месяцев, а Хендрикс занимается распространением.

— А ты — курьер.

— Я делал это несколько раз. Лёгкие деньги.

— Ты каждый раз привозишь столько товара?

— Более или менее.

— Сколько стоят десять килограммов героина?

— На улице? — Он поджал губы, потом усмехнулся. — В зависимости от спроса, но, примерно столько, сколько такой плоскостопый сыщик, как ты, заработает за всю жизнь.

Его губы были розовыми и почти такими же красивыми, как у женщины. Это был не тот мужчина, в которого могла была влюблена Клэр Кавендиш, о котором она говорила с такой страстью в ту ночь в своей спальне, сидя на кровати рядом с бесчувственным братом; мне достаточно было взглянуть на Питерсона, увидеть его злые глаза и услышать его скулёж, чтобы понять, что она не прикоснулась бы к нему и кончиком эбенового мундштука. Нет, там был кто-то ещё, и теперь я знал, кто. Наверное, я уже давно знал, но ведь можно одновременно что-то знать и не знать. Это одна из тех вещей, которые помогают нам смириться с нашей судьбой и не сойти с ума.

— Ты представляешь, сколько жизней может погубить такое количество? — спросил я.

Он усмехнулся.

— Думаешь, жизнь наркомана чего-то стоит?

Я изучал кончик своей сигареты. Я надеялся, что в какой-то момент, прежде чем мы расстанемся, у меня будет возможность врезать кулаком по хорошенькому загорелому лицу Питерсона.

— Так что же ты сделал, — спросил я, — решил оставить всё это себе и заключить сделку с кем-то ещё?

— Есть один парень, которого я знал во Фриско,[100] он сказал, что за долю может взять всё, что у меня есть, и продать мафии, без всяких вопросов.

— Но из этого ничего не вышло.

Питерсон сглотнул; я услышал, как он это сделал. Мне показалось, что он сейчас заплачет. Это, должно быть, казалось таким простым, старый трюк. Он заполучит чемодан и позволит своему приятелю продать наркотики клиенту, с которым даже Лу Хендрикс, если узнает о сделке, не осмелится поспорить. А тем временем Питерсон уже будет на пути в какое-нибудь далёкое и безопасное место, и его карманы будут набиты таким количеством денег, о котором он и мечтать не мог.

— С тем парнем, — сказал Питерсон, — произошёл несчастный случай со смертельным исходом — его старуха застукала его с девкой и выстрелила ему в лицо, прежде чем вышибить мозги себе.

— Трагическая история, — сказал я.

— Да. Конечно. Трагическая. И вот я застрял с двадцатью мешками «лошадки», и мне некому их продать.

— А ты сам не мог пойти к мафии?

— У меня не было контактов. К тому же, — он грустно усмехнулся, — я был слишком напуган. Потом я услышал о Линн, и это напугало меня ещё больше. Казалось, всё… казалось, всё смыкается вокруг меня. Я знал, что произойдет, если Хендрикс доберётся до меня.

— Почему ты просто не сдался, не позвонил Хендриксу, не извинился и не отдал чемодан?

— О, ну, конечно. Хендрикс поблагодарит, примет груз, а потом попросит одного из своих парней вырвать мне ногти плоскогубцами. И это только для начала. Ты не знаешь этих людей.

В этом он ошибался, но спорить с ним не стоило. Кофе в моей чашке покрылся блестящей плёнкой, как если бы произошёл миниатюрный разлив нефти. Дым от моей сигареты казался во рту едким. Можно почувствовать себя заражённым, после нахождения рядом с таким ничтожным мошенником, как Питерсон.

— Давайте вернёмся немного назад, — сказал я. — Расскажи мне, как ты инсценировал свою смерть.

Он сердито вздохнул.

— Как долго ты собираешься держать меня здесь, Марлоу, — спросил он, — отвечая на твои дурацкие вопросы?

— Столько, сколько потребуется. Я человек, склонный к любопытству. Угоди мне.

Он снова принялся рассеянно массировать запястье. На нём уже начали появляться синяки. Я и не думал, что у меня стальные когти.

— Я знал Флойда Хэнсона, — сказал он угрюмо. — Он обычно пускал меня в клуб, когда старик был в отъезде.

— Что ты имеешь в виду?

Он снова скривил лицо так, что оно перестало быть красивым.

— Мой отец отрёкся от меня и запретил приближаться к нему и его драгоценному клубу «Кауилья». Мне нравилось приходить туда, напиваться и блевать на его индейские ковры.

— Что у тебя было на Хэнсона?

— Неужели у меня должно было что-то на него быть?

— Я бы так сказал. Он шёл на большой риск, позволяя тебе приходить туда. Я встречался с твоим отцом. Он не показался мне терпимым человеком. Ты платил Хэнсону?

Он рассмеялся; это был первый искренний смех, который я от него услышал.

— Не-а, — сказал он. — Мне не нужно было платить ему. Я кое-что о нём знал. Однажды, когда я был молод, он сделал мне предложение. Потом он сказал, что не знает, что на него нашло, и попросил меня поклясться, что я ничего не расскажу старику. Я сказал, конечно, не скажу. Но я дал Хэнсону понять, что с тех пор мы заключили сделку, — и он улыбнулся про себя, гордясь собственной сообразительностью.

— Тело, которое ты переодел в свою одежду той ночью и оставил на обочине дороги, — спросил я, — откуда оно взялось?

— Это какой-то рабочий из клуба, — сказал он.

— Это ты его убил?

Он отпрянул от меня, широко раскрыв глаза:

— Ты что, шутишь?

— Значит, это Хэнсон, — я сделал паузу. — Забавно, но я не считал его убийцей. Не думал, что он на это способен.

Питерсон задумался.

— Я не спрашивал его о теле, — раздраженно сказал он. — Наверное, думал, что кто бы это ни был, умер он от естественных причин. Я не видел на нём никаких следов. Мы с Флойдом переодели его в мой костюм на заднем дворе клуба, а потом вывезли на тачке на дорогу. Я весь вечер притворялся пьяным, стараясь, чтобы меня все видели…

— Включая Клэр Кавендиш.

— Да, — кивнул он. — Клэр была там. Кроме того, я договорился с Линн опознать тело и организовать кремацию. Всё было готово, всё было на своих местах. У меня была припаркована машина, и как только мы с Флойдом вывезли тело, я помчался на север с чемоданом в багажнике. Это должно было сработать. — Он ударил кулаком по ладони другой руки. — Это должно было сработать.

— Твой отец знает обо всём этом?

— Не думаю. Откуда бы он узнал? Флойд ничего бы не сказал. — Он взял из пепельницы спичку и покатал ее между двумя пальцами. — А как ты с ним познакомился?

— С кем? Твоим отцом? Я отправился в клуб порасспрашивать о тебе. Поговорил с Хэнсоном, который был менее чем полезен. Потом, позже, появились два мексиканца, те, что убили твою сестру, они тоже искали тебя, и твой отец и дворецкий Бартлетт схватили их и выжимали их до тех пор, пока у них не лопнули косточки. Я совершил ошибку, нанеся ответный визит, когда всё это происходило, и следующее, что я помню, это то, что меня окунули в бассейн, чтобы побудить рассказать всё, что я знал о тебе и твоём предполагаемом местонахождении. Твой отец — человек, производящий глубокое впечатление. Убедительный. Понимаю, почему ты с ним так плохо ладил.

Я наблюдал за официанткой, которая сидела за стойкой и украдкой устроила перерыв. Это была бледная блондинка с грустными глазами и несчастным ртом. Она то и дело выпячивала нижнюю губу и дула вверх, так что чёлка влажных волос у нее на лбу то поднималась, то снова опускалась. Я почувствовал внезапный укол жалости к ней, к той ничтожной жизни, на которую она была обречена, суетясь здесь целый день, среди шума, запахов и бесконечного потока спешащих, нетерпеливых, раздражённых людей. Тогда я подумал: а кто я такой, чтобы жалеть её? Что я знаю о ней и её жизни? Что я вообще о ком-нибудь знаю?

— Ненавижу этого старого ублюдка, — сказал Питерсон отстраненным тоном. — Он портил мне всё с самого начала.

Ну, конечно, хотел я сказать, во всём виноват старик — с такими, как ты, всегда так. Но я этого не сделал.

вернуться

100

Сан-Франциско.