— А вы?
— Мне многое нравится. Мистер Кавендиш реагирует на музыку в зависимости от настроения и степени опьянения. Либо его тошнит, либо он смеется. Но далеко не мелодичным смехом.
Я встал из-за стола, взял трубку и подошёл к окну, глядя в никуда. В офисе в здании через улицу секретарша в клетчатой блузке и наушниках от диктофона склонилась над пишущей машинкой и что-то выстукивала. Я несколько раз встречался с ней на улице. Милое личико, застенчивая улыбка; из тех девушек, что живут с матерью и готовят мясной рулет на воскресный обед. Это город одиноких.
— Когда вы в последний раз видели мистера Питерсона? — спросил я, всё ещё наблюдая за работой мисс Ремингтон. За моей спиной царила тишина, и я обернулся. Очевидно, миссис Кавендиш не собиралась обращаться к кому бы то ни было со спины.
— Не обращайте внимания, — сказал я. — Я часто стою у этого окна, созерцая мир и его обычаи.
Я вернулся на место и снова сел. Положил трубку в пепельницу, сложил руки вместе и подпёр подбородок костяшками пальцев, чтобы показать ей, насколько я могу быть внимательным. Она решила принять эту искреннюю демонстрацию моей полной и непоколебимой сосредоточенности.
— Я говорила вам, когда видела его в последний раз — около месяца назад.
— Где это было?
— В «Кауилье», так уж получилось. В воскресенье. Мой муж был занят особенно напряженным чуккером. Это…
— Раунд в поло. Да, я знаю.
Она наклонилась вперед и оставила несколько хлопьев сигаретного пепла рядом с чашечкой моей трубки. По столу пробежал слабый аромат её духов. Она пахла как «шанель № 5», но для меня все духи пахнут как «шанель № 5», или так было до тех пор.
— Мистер Питерсон никак не показывал, что собирается удрать? — спросил я.
— Удрать? Странное слово.
— Менее драматичное, чем исчезновение, как сказали вы.
Она улыбнулась и сухо кивнула, соглашаясь.
— Он вёл себя как обычно, — сказала она. — Немного более рассеянный, возможно, немного более нервный, хотя, возможно, это теперь так кажется.
Мне нравилось, как она рассказывает; это заставляло меня задуматься об увитых плющом стенах почтенных колледжей и сведениях о трастовых фондах, записанных на пергаменте медным пером.
— Он, конечно, не подавал никаких явных признаков того, что собирается, — она снова улыбнулась, — сбежать.
Я немного подумал и дал ей понять, что думаю.
— Скажите, — спросил я, — когда вы поняли, что он исчез? Я имею в виду, когда вы решили, что он… — теперь настала моя очередь улыбнуться, — исчез?
— Я звонила ему несколько раз, но никто не отвечал. Потом я зашла к нему домой. Молоко и газеты на крыльце. Это не похоже на него — оставить всё как есть. В каком-то смысле он очень аккуратен.
— Вы обращались в полицию?
Её глаза расширились.
— В полицию? — сказала она, и я подумал, что она сейчас рассмеётся. — Это было бы совсем не то, что нужно. Нико избегал полиции и не поблагодарил бы меня за то, что я навела их на него.
— Избегал в каком смысле? — спросил я. — Ему было что скрывать?
— Разве не все мы такие, мистер Марлоу? — Она снова расширила свои очаровательные веки.
— Зависит от обстоятельств.
— От каких?
— От многих.
Это был путь в никуда увеличивающимися кругами.
— Позвольте спросить вас, миссис Кавендиш, — сказал я, — как вы думаете, что стало с мистером Питерсоном?
Она снова едва заметно пожала плечами.
— Не знаю, что и думать. Поэтому и пришла к вам.
Я кивнул — мудро, как я надеялся, — затем взял свою трубку и занялся ею, утрамбовывая табак и тому подобное. Табачная трубка — очень удобная вещь, когда вы хотите казаться задумчивым и мудрым.
— Могу я спросить, — спросил я, — почему вы так долго ждали, прежде чем прийти ко мне?
— Долго? Я всё думала, что получу от него весточку, что зазвонит телефон и это будет он из Мексики или откуда-нибудь ещё.
— Почему из Мексики?
— Значит, из Франции, с Лазурного берега. Или что-нибудь ещё, более экзотическое — из Москвы, может быть, из Шанхая, не знаю. Нико любил путешествовать. Это подпитывалось его неусидчивостью.
Она слегка подалась вперед, выказывая едва заметное нетерпение.
— Вы возьмётесь за это дело, мистер Марлоу?
— Я сделаю все, что смогу, — сказал я. — Но давайте пока не будем называть это делом.
— Каковы ваши условия?
— Как обычно.
— Не могу сказать, что знаю, как это, обычно.