― Держи, ― сказал Нестор, вручая Мелек чашку с каким-то напитком. Мелексима сомнительно посмотрела на чашку.
― Нет, спасибо, ― холодно отрезала она.
― Да не волнуйся, ― сказал Нестор. ― Я тебя травить не собираюсь. И выкидыш нам не к чему. Пей, поможет уснуть.
Но чашку девушка та и не взяла. Нестор оставил напиток из трав рядом с Мелек, но девушка к нему так и не прикоснулась. Позже споры стихли ― все были слишком вымотаны, чтобы спорить или ругаться: не важно, между собой, или с Мелек. Было принято решение пойти в Рязань завтра утром. И уже с князем Юрием решить, как поступить с монгольской госпожой.
Мелексима, замотавшись в свои собственные меха и накрывшись сверху тем, что дали ей русы, спала. Коловрат, сидящий у костра, кинул на черноволосую задумчивый взгляд. Спящая она была куда милее, чем когда разговаривала.
― Что ты делаешь?
Евпатий спотыкается от неожиданного звонкого голоса и чуть не падает. Он, взмахнув руками, разворачивается, сжимая палки в руках. Под деревом, практически не заметная в тени листвы, стоит девочка, примерно одного возраста с ним. Черные волосы у нее были собраны в косу, а на голове лежал венок из ромашек. Еще один девочка крутила в руках. В черных глазах мелькают задорные искорки.
Евпатий невольно краснеет от осознания того, что она видела, как он тренируется с палками.
― Ты так лихо ими машешь, ― сказала девочка. ― А разве у тебя нет настоящего меча?
― Еще нет, ― насупившись, отвечает Коловрат, но тут же он гордо расправляет плечи. ― Но скоро будет. И я буду первым, кто сможет обращаться сразу с двумя мечами.
Девочка иронично улыбнулась.
― А сейчас у тебя только палки?
Евпатий замялся.
― Пока да. Но смотри, как я умею!
И мальчик снова ловко замахал импровизированным оружием, вызвав удивление девочки. Когда он опустил палки, она подошла к нему и протянула руку.
― Меня зовут Мелексима, ― сказала она важно. Мальчик пожал ее руку.
― А меня Евпатий Львович, ― сказал он.
― А я тоже могу драться! ― внезапно гордо заявила девочка со странным именем Мелексима. ― Могу показать.
После битвы на Калке из памяти Коловрата стерлось многое, включая Мелек. Он сам до сих пор не знал, как именно вспомнил и узнал ее после стольких лет. Возможно, из-за той гордой интонацией, что она говорила с ними, может из-за взгляда, но в том, что эта была та самая девочка сомнений не было.
Коловрат с ней особой дружбы не водил. Они встречались изредка, приходя к друг другу от скуки ― у Мелек было мало друзей, она была слишком замкнутой, Евпатий же больше занимался ратным делом, чтобы попасть в дружину и стать лучшим. Мелек было интересно наблюдать за его тренировками с палками, он ее кое-чему учил. Евпатий не был уверен, что ее дедушка ― великий монгольский воин, наводящий страх на всех ― знал о «дружбе» внучки с руссом. Последний раз они встречались после того, как Коловрат потерял память. Он не узнал Мелек, и та больше не приходила.
Смотря на спящую девушку, он испытывал двоякие чувства. С одной стороны ― это был сильный козырь, который, если выгодно разыграть, можно управлять решениями Батыя (хотя, десятник не знал, насколько сильны чувства хана к Мелек, возможно, этот план был проигрышным с самого начала); с другой стороны, Мелек ― напуганная оторванная от дома беременная женщина. Беременная, точно. Коловрат как-то забывал о том, что ханская супруга находится в интересном положение. Чтож, тогда, возможно, если черноволосая ничего не значит для Батыя, наследник ему точно дорог.
Окинув спящих внимательным взглядом, он тихо встает и подходит к Мелек. Легко дергает ее за плечо, и Мелексима тут же просыпается.
― Тихо! ― шепчет он, видя, как девушка отшатывается и вжимается в стену, стараясь оказаться подальше от него. Коловрат, показывая то, что он не имеет плохих побуждений, отсаживается от нее. Черноглазая молчит, но смотрит внимательно. ― Не волнуйся, я не сделаю тебе больно. Никто не сделает.
Мелек выглядит немного растерянной, видимо думая, сон это, или реально Коловрат разбудил ее только для того, чтобы сказать, что ей нечего бояться. Но от его слов взыграла новая волна злости:
― Вы меня похитили, ― шипит она. ― Использовали, как живой щит, а теперь хотите сделать меня разменной монетой. Я не боюсь вас, я злюсь!
― Я знаю, что боишься, ― сказал Коловрат спокойно, тем же шепотом. ― Но послушай. Мы правда не сделаем тебе больно, но не создавай нам проблемы. Ты нам не нужна, и как только мы придумаем, как вернуть тебя, мы это сделаем, ― видя сомнения на лице Мелек, он пояснил. ― Монголы убьют нас, если мы просто вернем тебя, а я не хочу смерти своим товарищам. В лесу одна ты умрешь еще быстрее, поэтому попытки бежать ― бесполезны. Ты вернешься… домой в целости и сохранности.
― Зачем было красть меня, если не знаете, что со мной делать?
― Спросила бы ты это у нашего княжича, ― сказал Коловрат. ― Но его убили монголы.
Мелек открыла рот, но возразить ей было нечего. Спокойный тон Коловрата и его уверенность успокаивали, и Мелексима подавалась им. Но она тут же тряхнула головой. Это ― руссы, а она ― супруга того, кто хочет разорить их земли, поэтому лишних надежд она не строила. Да, Евпатий был прав, но терять бдительность ей было нельзя. Поэтому девушка слабо качнула головой в знак согласия. Коловрат кивнул в ответ и уже собирался было вернуться к костру, когда внезапно Мелек снова его спросила:
― А что у тебя с памятью? Почему ты отказался от трав этого отшельника?
Коловрат посмотрел на нее с сомнением и, вернувшись к ней, тихо произнёс:
― Меня ваши воины ранили, с тех пор с каждым рассветом я заново жить начинаю. Я все забываю. Поэтому если я забуду тебя ―напомни, что я обещал тебе безопасность. И никому не говори о моем недуге, ясно?
― Тогда они еще не были моими воинами, ― заявила Мелек и, закутавшись в мех, легла и отвернулась от Коловрата. Воин вернулся к костру, размышляя о том, как ему спасти родной город от разрушения и какую роль во всем этом могла сыграть Мелек.
Мелексима думала о том, что Батый предпочтет сжечь все и вся, но никогда не поддастся на шантаж.
***
Батый ненавидел чувство беспомощности. Его положение обязывало всегда быть сильным и решительным, холодным и твердом, но сейчас он просто не знал, что делать. Смотря на разоренную Рязань, сожжённую до тла, он ощущал мрачное чувство удовлетворения. Рязанцы забрали у него самое дорогое, что было у него ― Бату поступил так же.
Мелексима могла быть еще жива. Батый ни на секунду не сомневался в этом, потому что его жена была воином по своей природе, и он надеялся на то, что и с этим она справится. Но справляться ей придется в одиночестве, и это лишь больше раззадоривало огонь ненависти в сердце хана.
Бат-хан ждал письма. С шантажом, угрозами, с чем угодно ― он был рад любому подтверждению тому, что женщина, носившая его ребенка была жива. Но, возможно, прошло еще слишком мало времени и рязанцы не придумали, как именно разыграть козырь. Да и вообще не было похоже, что они намеренно забрали Мелек ― это скорее было необдуманное действие этого княжича, основанное на импульсе. Теперь Батый даже немного жалел о том, что убил его ― сын князя мог быть выкупом для Мелек.
В том, что случилось, Бату винил едва ли не всех ― Субэдэй, Хостоврула, Жаргаля. Особенно, Жаргаля, ведь именно на нем лежала вся ответственность за супругу хана. Не служи ему монгол так долго верой и правдой, не будь он другом Мелек, Батый обязательно казнил бы. Но в надежде вновь обрести супругу он этого не сделал ― Мелексима очень ценила Жаргаля. Но больше всех, Великий хан винил себя. Мелексима была его женой, матерью его будущего наследника, и думать он должен был о ней, о ее безопасности. Теперь он понимал, насколько опасна даже минутная слабость. Если бы он не медлил, Мелек сейчас была бы рядом.