Мелексима посмотрела на мертвых монголов. Ей стало немного легче от осознания того, что она никого из них не знала.
― А я предлагала хороший вариант, ― сказала она Евпатию. Тот, несмотря на громкие крики, ее услышал. По его взгляду Мелексима поняла, что ей лучше помолчать сейчас, но девушка не могла удержаться от насмешливой улыбки. Возможно, только сейчас десятник понял, что стоило принять предложение Мелек. Или оставить хоть одного живого монгола, чтобы тот мог отправиться с Госпожой в Орду. Однако Мелек все еще оставалась с ними.
На все дальнейшие развития события Мелексима смотрит без особого интереса. На нее поглядывают с какими-то нечитаемыми чувствами, но Лада трется поблизости, и на девушках не заостряют внимание. Мелексима немного тоскливо рассматривает сгоревшие дома, а от вида мертвых монголов ее тянет тошнить.
― Надо думать, как орду на себя развернуть, ― сказала Коловрат. Мелек его практически не слушала.
― Так у нас же эта есть, ― внезапно сказал Коркун, махнув рукой в сторону девушки. На нее посмотрели почти все. Она ласково улыбнулась, но Евпатию это улыбка не понравилась ― уж больно спокойно вела себя Мелексима в данной ситуации. Конечно, убить ее он бы не дал, но надменность на фоне трагедии просто выводила из себя. И в голове противная мысль поселилась, как червоточина в яблоке: почему его жена и дети мертвы, а любимая женщина Батыя, носящая его ребенка, жива и здорова?
Коловрат покачал головой.
― Это не гарантия того, что Орда пойдет за нами, ― сказал Евпатий. ― За ней они будут посылать несколько отрядов, и в конце, нас просто перебьют, надо что-то более… надежное.
― Я знаю, что, ― внезапно сказал тот низкий лысый мужчина, которого Мелек видела в шатре. Если она не ошиблась, тот говорил на их языке.
***
― Не надо было наш план при ней обсуждать, ― сказал Коркун, кинув взгляд в сторону. Мелек они теперь держали по близости, потому что поняли, какую оплошность совершили: девушка знала их планы по разворачиванию орды, поэтому ее побег стал бы концом всему.
― Как будто был выбор, ― сказал Коловрат, смотря на то, как знахарь Захар мешает что-то противного зеленого цвета. Травы.
― Если вы найдете способ вернуть меня, обещаю молчать, ― тут же отреагировала Мелексима. Рязанцы усмехнулись, но в ухмылке этой не было ни капли веселости.
― Честное слово хановской жены против жизней невинных детей и женщин, ― сказал высокий худой мужчина. Мелексима потихоньку запоминала их по имени, и его кажется звали Ратмир.
― Невинных, ― повторила Мелексима. ― А в чем я виновата?
Ей никто не ответил. Коловрату стало не по себе от этих слов, потому что по сути, Мелексима была права. Она была женщиной, всего лишь женой Батыя, которая его любила. Она не убивала их родных, не жгла город, да и едва ли участвовала хоть в одном сражение. Но тут же больное сердце устало трепыхнулось ― его жена и дети тоже были не в чем ни виноваты, а они все же мертвы.
А что если монголы сожгли Рязань, лишь потому что они забрали жену хана?
Смотреть на то, как травятся монголы было действительно смешно. Лишь угрюмая и недовольная Мелексима сидела в стороне, бормотав что-то на своем языке. Лада находилась рядом с ней, смотря на девушку с опаской. Но с каждым мгновением она видела в ней лишь беременную женщину ― сильную, но все еще уязвимую.
― Коркун, ― сказал внезапно Коловрат. ― Дай лук.
С места, однако, внезапно подорвалась Лада, тут же поднося названное оружие. Мелексима проводила ее заинтересованным взглядом ― среди мужчина Лада была единственной девушкой, кроме самой Мелек. И почему ее не отправили в пещеру к тому отшельнику вместе с остальными.
Взгляд Евпатия внезапно остановился на Мелек.
― Подойди, ― сказал он. Все притихли, смотря то на своего предводителя, то на Мелек. Девушка зло усмехнулась.
― Смотреть на то, как вы травите людей, которые мне служат? Нет уж увольте.
― Мне нужен твой локон, ― продолжил Коловрат. Мелексима мгновенно развернула голову и злобно глянула на мужчину, машинально сжав волосы.
― Иди к черту, ― прошипела она, но Евпатий встал и подошел к ней. Мелексима вскочила. ― Не подходи!
― Прядь волос, ― повторил он, извлекая из-за пояса короткий кинжал для разделки дичи. ― Давай.
Рязанцы видели, как Мелек трясло от ярости, когда она выхватила нож из рук Коловрата. Лезвие слегка полоснуло по ладони Евпатия, но тот даже не дернулся. Мелексима отрезала аккуратно локон волосы и протянула мужчине, который тут же вернулся к тому месту, откуда наблюдал шоу. Мелексима накинула на голову капюшон.
Коловрат, вместе с отрывком охранной грамоты, аккуратно повязал на стрелу черную прядь. Это будет хорошим предупреждением для Батыя ― если он действительно любит Мелек, пусть будет осторожен в своих приказах. В любой момент тонкая шейка девушки может быть преломлена или перерезана. Евпатия было терять уже нечего.
Стрела вонзается аккурат около Субэдэй, и темник быстро узнает черные волосы. Он, потеряв всякий интерес к монголу, которого отчитывал, хватает стрелу и спешит к хану. Похищение Госпожи вызвало множество слухов, одни страшнее остальных. У Хостоврула и Жаргаля волосы вставали дыбом, когда они слышали версии о том, что Мелек могли давно убить и просто выждать хорошего момента, чтобы отправить тело в орду; что Госпожу принесли в жертву богам или скормили диким зверям. Самые близкие к хану и его супруге, Субэдэй, Хостоврул и Жаргал все-таки надеялись на благополучный исход.
Больше всех переживала Буяннавч. Когда ей сообщили о сулчишимся, она не поверила, но убедившись, ей стало только хуже. И так больная, шаманка теперь точно умирала от страха за девушку, которая стала ей как дочь. Субэдэй был уверен, что этой зимы Буяннавч не переживет в любом случае.
― Великий хан, ― сказал темник, протягивая стрелу. Батый взял послание от рязанцев, и Субэдэй видел, как исказилось лицо хана, стоило ему заметить знакомую черную прядь. Грамота перестает быть ему интересна, Батый аккуратно развязывает узел и смотрит на волосы в своей ладони.
― Есть примета, что если человек сожжёт локон своих волос, то весь негатив от него уйдет и у него начнется новая, счастливая жизнь, ― говорит Мелексима. ― Великий Хан, ну давайте попробуем.
― Забавно, ― говорит Бату своим мыслям.
― Теперь сожгите, ― говорит она, и Батый делает и это. Мелек улыбается. ― Представьте, как все плохое уходит, поднимается в высь далеко от вас. А все ваши победы и завоевания оседают под землей у вас под ногами, что сопровождать вас все время.
― Скоро их приведут, ― говорит Субэдэй. Батый поднимает на него черные глаза, которые могут принадлежать хищнику, но не человеку.
― Мне все равно, выживет ли кто-то из них, ― сказал хан. ― Моя жена должна вернуться живой и невредимой.
***
― Пресвятая Богородица, сделай так, чтобы он победил, чтобы ордынцы назад ушли… Сделай меня такой, чтобы он смотрел на меня и смотрел.
― Что ты делаешь?
Лада вздрагивает и поворачивается. Мелексима взирает на него с легкой усмешкой, слегка недоуменно. Лада встает со снега и, гордо расправив плечи, говорит:
― Ты ― язычница, тебе не понять.
― Конечно нет, ― говорит Мелексима. ― Ведь для меня ты тоже язычница.
Лада вздрагивает и, надевая капюшон на голову, проходит мимо Мелек, когда та внезапно цепляется за ее ловкость, вынуждая остановиться:
― А про кого ты говорила? Ну, чтобы он смотрел на тебя и смотрел? Евпатий? Или кто-то другой?
― Какая тебе разница? ― немного испуганно огрызается Лада. Вроде и злится, а вроде и саму Мелек боится. Эта ярость маленького зверька так веселила черноглазую, что та еле-еле удерживалась от смеха.
― Да ладно тебе, ― произносит Мелек, отпуская Ладу. ― Среди этих мужчин, неужели не хочется женской компании? Кстати, почему ты здесь? Почему не отправилась в пещеру?