Девушка улыбнулась своим мыслям и легонько потянулась.
― Очнулась? ― раздался голос, и Мелек вспомнила, что находится в ханском шатре. Она резко выпрямилась, из-за чего голова снова напомнила о себе тупой болью, и нашла глазами Батыя. Тот сидел на подушках, что-то записывая.
― Простите меня, ― начала была Мелексима, но была прервана.
― Почему ты не сказала?
― Про что?
― Про сирень, ― спокойно отозвался хан.
Мелексима покраснела.
― Я не хотела причинять неудобства.
― Но все равно их причинила, ― констатирует Бату. Мелек смущается. Она пытается встать, но перед глазами все плывет, и ей приходится пару секунд сидеть неподвижно, ожидая, пока все встанет на места.
― Ляг обратно, ― приказал хан. Мелексима удивленно глянула на него, но Батый продолжал делать записи, словно ничего и не говорил.
― Но, Великий хан…
Батый кинул на ее один короткий взгляд, но это хватило, чтобы Мелексима послушно замерла на месте, сжимая пальцами шкуру, которой до этого укрывалась. Она хотела лечь обратно, но не могла себя заставить. В конце концов, все и так говорили о ее положение, не стоило добавлять людям пищу для сплетен.
― У тебя проблемы с выполнением приказов? ― спросил Бату, смотря на девушку. Мелексима тяжело вздохнула и легла обратно, натянув шкуру едва ли не до самой макушки. Но очень быстро девушке стало жарко, поэтому пришлось «вынырнуть обратно».
Батый с некоторым отстраненным любопытством иногда кидал на ворочающуюся девушку взгляды. Через минут десять она притихла, а еще через пять ― окончательно заснула. Бату не сдержался, бесшумно встав и так же бесшумно приблизившись к своей постели, которая на эту ночь была отдана Мелек. Присев рядом с девушкой, он легким движением слегка развернул ее с бока на спину.
Мелексима крепко спала, даже не проснувшись от такого действия. Батый внимательно разглядывал красивые черты лица, откинув короткую черную прядь. Она сонно приоткрыла губки. Она была красивой, Бату не мог этого отрицать ― чем-то похожая на их женщин, но перенявшая самое красивое из русской крови. Необычная. Да, кажется, это было самое верное слово.
Будто все звезды собрались воедино, чтобы создать Мелек, с такими мягкими губами и теплой улыбкой. Словно все реки и океаны объединились, чтобы ее волосы спадали подобным образом. Словно каждое дерево в каждом чертовом лесу возводило свой взор к небесам, ожидая ее, чтобы уберечь от падения в своих ветвях. Мелек невозможно описать словами. Слово «красивая» не воздает ее должное, ведь Мелексима намного больше этого понятия. Она — все, что необходимо этому миру. Его миру.
Батый встал и вернулся к своим делам. Мелексима продолжала спать.
***
Всю ночь девушка спала без пробуждений, и проснулась только утром. Мелексима ощущала необычайный подъем сил, и особенное расслабление. Так бывает, когда утром с постели ты встаешь хорошенько выспавшись — максимальная безупречность в сочетании с естественностью. Мелексима провела рукой по растрепанным волосам ― мягкие и блестящие, но не уложены в прическу. Девушка сонно зажмурилась, легонько потягиваясь, и спросонок не сразу поняла, где именно находится.
― Проснулась? ― раздался за спиной голос, и Мелек повернулась. Хан сидел, казалось, в точно такой же позе на том же самом месте. Изменился, разве что, только наряд хана, во всем остальном ― ничего. Мелексима недоверчиво нахмурилась:
― Вы что не спали?
― Спал, просто ты не слышала, как я лег.
Мелек кинула взгляд на место, рядом с собой ― оно было смято, хотя обычно Мелексима спала неподвижна.
― Ты проснулась вовремя, ― сказал Батый. ― Как раз принесли завтрак. Ешь.
Мелексима с легкой улыбкой приблизилась к столу и опустилась на подушки.
― Мне бабушка в детстве много поговорок рассказывала, ― внезапно сказала Мелек. ― К примеру, голодный волк сильнее сытой собаки.
На лице хана отразилось немного недоумения и раздражение. Собственно, Мелексима часто говорила с ним на русском, стараясь как-то научить хана речи русичей таким образом.
― Голодный волк сильнее сытой собаки, ― перевела Мелек, улыбаясь. ― Это значит, что человек в опасные моменты может совершить невозможное, чтобы спастись. Голодный волк сильнее сытой собаки.
Батый ухмыльнулся. Мелексима, воодушевленная такой реакции, продолжила:
― Или, ― она задумалась, а потом сказала. ― Голодный разбоя не боится ― голодный разбоя не боится.
Мелек улыбнулась, и замолчала, завтракая. Батый тоже молчал, но потом внезапно припомнил:
― Ты вчера хотела у меня что-то спросить? ― сказал он. Девушка непонимающе посмотрела на него, а потом, видимо, вспомнив, что именно она хотела, осторожно кивнула. ― Так ты скажешь?
Мелек сглотнула, откладывая ложку, и неуверенно посмотрела на Батыя. После сна она выглядела взъерошенной, как маленькая бойкая птичка.
― Поскольку, скора Цаган Сара, ― начала она. ― Я хотела бы узнать, могу ли я съездить на могилы родных? В такой праздник я не могу не помолиться за их упокоение.
Бат-хан внимательно смотрел на нее темными, как ночное небо, глазами, и Мелек невольно смущалась под этим взглядом. Не то, чтобы ей был неприятен хан, напротив, как любая юная девушка, она находила предводителя ордынцев весьма красивым и умным, но столь пристальный взгляд немного пугал ее. Впрочем, не только на нее Батый смотрел подобным образом ― на каждого своего слугу. Вероятно, именно поэтому говорили, что Сын Неба может читать души людей ― таким взглядом только этим и заниматься надо.
― Можешь, ― сказал хан, заставляя Мелек выдохнуть от облегчения. ― Только выбери день до или после праздника. Во время своего торжества тебя лучше находиться здесь.
― Конечно, Великий Хан, ― Мелексима почтительно склонила голову. ― Благодарю вас. Для меня это очень много значит.
Батый кивнул. Мелексима была приятно удивлена тем, что ей разрешили отправиться на могилы родных, она рассматривала вариант того, что ей могли отказать. Но Бату дал свое согласие, и настроение девушки снова поднялось. За этим завтраком она позволила себе немного больше вольностей ― она шутила и смеялась, а еще лучше ей становилось, стоило увидеть ответную улыбку Батыя.
Когда Мелексима уже собиралась уходить, Батый внезапно попросил ее задержаться. Слуги внесли в шатер нечто, скрытое под тканью. Монголы появились бесшумно и так же ―раболепно кланяясь ― исчезли. Мелексима с детским любопытством посмотрела на внесенную вещь.
― Что это? ― спросила она, силясь угадать по очертаниям предмета.
― Сними ткань и посмотри сама, ― ответил Батый. Девушка кинула на него хитрый взгляд и аккуратно стянула ткань. Та упала к ее ногам, а девушка ахнула от восхищения.
Мелексима видела у бабушки подобную вещь ―ее называли бокка. Это был своего рода цилиндр высотой около полуметра и шириной около десяти сантиметров. Каркас изготовили из тонких прутиков и обтянули сверху шелком и парчой. Завершалась она плоской четырехугольной площадкой с султанчиком из перьев.
― Это мой подарок внучке великого Ганбаатара, ― сказал Батый, оказываясь рядом. Мелек даже не услышала, как он подошел ― она была пораженная красотой вещи, которую, как оказалось, ей подарили. ― Одень на Цаган Сара.
― Но, Великий хан…
― Учти, отказа я не приму, ― твердо сказал Батый, хотя в его голосе Мелек услышала смешки. Она широко улыбнулась, с каким-то восторгом и каплей недоверия глядя на хана.
― Почему вы решили сделать мне такой подарок, Великий хан? ― едва ли не смеясь, спросила Мелек. Батый усмехнулся.
― Бокка подчеркивает знатное происхождение женщины, ― объяснил он. ― Ты достойна носить его.
Мелек улыбнулась и, поклонившись, аккуратно взяла подарок и вышла из шатра. Батый проводил ее внимательным взглядом.
Пять месяцев назад
Сильные запахи специальных трав распространились по всему шатру. Буяннавч шептала молитву, медленно раскачиваясь из стороны в сторону. Батый смотрел на это с равнодушием ― в отличие от своих слуг он не был настолько суверенным, чтобы верить в гадания и самим шаманом.