Выбрать главу

Потом Фрида одевается. Как написал Уитмен, «Я украшаю себя, чтобы подарить себя первому, кто захочет взять меня»[38]. Она одевается долго, тщательно, это ее успокаивает. Собрать наряд из множества юбок, платков, туник – словно подобрать цвета для палитры. С сомнением берет то одно, то другое, сочетает между собой, разглаживает складки, приходит к компромиссу. Она надевает подъюбники, края которых ювелирно расшила эротическими посланиями. Фрида будто натягивает на себя вторую кожу. После дополняет наряд фетишистскими украшениями: поясом, бусами доколумбовской эпохи, стекляшками и гватемальскими цепочками, растительными украшениями – бугенвиллеями, фиолетовыми розами, бледными орхидеями; следом Фрида причесывается в соответствии с важным ритуалом. Она создает прическу, словно пишет картину: вплетает в волосы ленты или шерстяные нитки, лепит из материала корону, украшает ее, смазывает растительным маслом – соблюдает все необыкновенные этапы сакраментальной обязанности; завершается все легким макияжем, подчеркивающим натуральную красоту: помадой, иранской рисовой пудрой и румянами, черным карандашом для бровей – нужно придать им объем, красным лаком для ногтей, она мажет руки кремом, меняет кольца (Фрида всегда спит в кольцах), выбирает и золото, и серебро, надевает серьги, наносит духи на затылок, запястья и между грудями.

Вот она и стала Фридой Ривера.

Она стала легендой.

Бывало, еще девчонкой, Фрида переодевалась в мальчика: рубашка, галстук, пиджак, брюки и ботинки. Для семейной фотографии она добавила к образу карманные часы, трость и гордый взгляд. У нее были короткие волосы, иногда зачесанные назад гелем, никакой макияж Фрида не признавала. Ее мать приходила в ужас, а отца, единственного мужчину, запертого в доме с шестью дочками, все устраивало.

Предложение Диего сделал ей, рассказывая шутку. Ex abrupto[39]. На тот момент они были знакомы почти год. Начиналось лето 1929 года. Они возвращались с партийного собрания, где никто никого не слушал.

Предложение было сделано бесцеремонно, под покровом ночи, буквально на бегу, потому что начинался дождь, такой мелкий, что даже не промокнешь, этот дождь всего лишь затуманивает мысли и напускает дымку робкой меланхолии.

– Для тебя, Диего, нет ничего серьезного, только живопись. Может, еще коммунизм.

– Ты забыла упомянуть женщин! – по-доброму пошутил он.

– Ты был женат уже два раза.

– Это точно, а значит, в этом деле я дока. В Париже я встречал испанского художника, Франсиса Пикабиа, знатного Дон Жуана, любителя красоток, особенно танцовщиц. Несмотря на это он не отводил взгляда от своей жены. И красота тут ни при чем. Она единственная зажигала в нем свет. Однажды он сказал мне: «В этой жизни люди женятся, и если им становится скучно, то разводятся». Вот и все.

– Почему тогда твой парижский друг продолжал бегать за каждой юбкой?

– Фридочка, ну нужно же подкрепляться!

– По-твоему, я вкусное блюдо?

– Сок твой нежнее сока плодов черемухи.

– И что изменится после свадьбы, товарищ?

– Для начала Гильермо Кало перестанет, когда я захожу за тобой, смотреть на меня словно я олицетворяю восьмую казнь египетскую, обрушившуюся на его бедную немецкую голову.

– Диего, но тебе больше не придется заходить за мной, может, тут и кроется загвоздка.

– Дитя моих глаз[40], – любовно прошептал Диего и, наклонив свое внушительных размеров тело, обнял Фриду – уличные фонари вдруг замерцали и погрузили парочку в неожиданную темноту ночи.

– Ривера, я не зажигаю в тебе свет. Кажется, я тушу его.

Действительно ли улица Виолета, по которой они шли, была окутана тьмой? Или память Фриды прошила в воспоминаниях эту неожиданную развязку? Но именно так она описывала предложение руки и сердца, отвечая на вопрос, как они стали мужем и женой. Фрида заметила, что этот вопрос интересует всех любознательных; у нее не было желания рассказывать, что брак для Диего не более чем игра, в которой правила выбираются всеобщим голосованием: она решила, что он хотел сделать ей приятно, многие для этого дарят ожерелье или цветок, да и на самом деле Диего терпеть не может, если день проходит без происшествий, без толики драмы или атмосферы.

вернуться

38

Стихотворение У. Уитмена «Песня о себе», перевод К. Чуковского.