– Ты права.
Какое-то время Диего молчит, потом снова начинает хохотать:
– Ну и научила ты его готовке! Старик был очарован. Ты просто чудо, Фридочка, этим вечером ты всех затмила, словно бабочкой пролетела над земляными червяками.
– Знаешь, сколько у бабочек глаз?
– Нет.
– Двенадцать тысяч. Ей видно почти все, Диего.
Кровавый красный
Фрида проснулась из-за непривычной боли: внизу живота спазмы, словно осколки стекла вонзают. Чтобы тело расслабилось, она старается дышать спокойно, но живот резко выгибается, дыхание сбито. Фрида пытается включить свет, но таз, наполненный болью, лежит тяжелым грузом, она пошевелиться не может, тянет руку к лампе, и ее снова пронзает боль, будто палкой ударили. Она в ужасе. В соседней комнате спит подруга, помощница Диего, Люсьена[66]; вечер они провели вместе, и девушка ночью не ушла, не хотела оставлять Фриду одну – Диего пообещал, что до утра будет работать. Позвать Люсьену. Вот что надо сделать. Фрида собралась силами, но все, на что ее хватило, – это тихое, едва уловимое бульканье, сдавленное стонами, полными боли. Она вспоминает сны, что постоянно видит после Аварии: там Фрида в смертельной опасности, хочет позвать на помощь, но, когда открывает рот, голос пропадает, она рисует в горле слова, но там они и застревают. Фрида концентрируется на том, чтобы издать звук, от которого зависит ее жизнь, она переживает не об опасности, а о своем бессилии. Позвать Люсьену. Фрида берет себя в руки, набирает в легкие воздуха, но к горлу подкатывает тошнота, во рту вкус грязного тротуара, тело покрывается потом – ее пронзает очередной приступ боли. Фрида трогает свои ноги, все липкое, все чужое внизу, ее словно надвое разрубили. Она думает, что вот-вот умрет. Совсем одна, в Детройте, вдали от Мексики, умирает в забытом богом месте, без Диего. Смерть, Фрида с ней знакома, часто общается с этой потаскухой, с этой заботливой тетушкой, с этой курносой. Верующие, что стали атеистами, со смертью на короткой ноге, они будто опрокинули немало бокалов и теперь могут говорить обо всем. Но ей нельзя умирать в Детройте. Нельзя умирать с ребенком в животе – кто же потом будет его кормить? Надо вернуться в Койоакан. Надо передать ребенка сестрам, пусть научат его забавным песенкам, пусть в полдень убаюкивают малыша в патио под сенью деревьев. Фрида видит, как над кроватью плывут облака, пушистые нити со смехом дергаются, будто вокруг паук плетет свою паутину. Это приглушает боль; может, ей удастся заснуть. Фрида думает о другом, давно умершем ребенке, о брате Диего. О нем он почти не рассказывает. У Диего Марии Риверы был брат-близнец, Карлос Мария Ривера. Это произошло почти сорок шесть лет назад, 8 декабря. Карлос умер в полтора года. А Диего стал el gran pintor. Она почти не чувствует боли, она обескровлена, Фрида напевает песенку:
Она поет ее своему ребенку, или Карлосу, или Диего, она запуталась, она растворяется, погружаясь в слишком глубокое спокойствие… От нового удара хлыстом Фрида согнулась пополам, набрала в легкие воздуха и беззвучно завизжала.
Люсьену Блох разбудил крик; открыв глаза, подруга не сразу поняла, что это был за звук. Человеческий хрип? Она встала в полусне, на часах пять утра, вдруг дверь распахивает Диего и впечатывает ее в стену. «Звони в больницу!» – орет он. В квартире темно, ни одного движения, но Люсьена чувствует металлический запах, что ледяной ветер проносит по ее хребту, на миг она замирает, идет в комнату и включает свет.
Глаза Фриды широко раскрыты, напоминают витражные розы в соборе. Она вся в крови. Мокрые волосы спутаны, взгляд неподвижен, щеки исчерчены потоками слез. Кровь повсюду. Будто разъяренный художник опрокинул бочки с краской. В волосах, на щеках, она свертывается, структура пористая, органическая, на кровати, на полу – все ею залито. Место преступления. Диего склонился над Фридой, взял в руки и прижал к сердцу, словно маленькую драгоценность.
– Фрида!
Завороженно Люсьена смотрит на подругу, которая что-то бормочет себе под нос.
– Фридочка, ты что-то говоришь? – спрашивает Диего.
– Duérmete niño, Duérmete niño, Arrú arrú[68]…
– Правильно, пой, моя дорогая, мое золотце, больше я тебя не оставлю. Обещаю, Фридочка, обещаю…
Люсьена завороженно смотрит на раздвинутые ноги, залитые кровью, чистые пятна кожи на свету сверкают белым мокрым мелом, из вагины продолжают литься сгустки крови. Все, подумала она, ребенку конец. Фрида была так счастлива, без сил, но в полном блаженстве, о крошке Диего она говорила как о маленькой копии своего любимого Диего; малыш Диего, его бы она одевала, водила на прогулки и купала, как она купает Риверу.
66
Люсьена Блох (1909–1999) – американская художница швейцарского происхождения, сотрудничала с Д. Риверой.