К черту женщину!
С собой она забрала лишь старые грязные рубашки Диего, чтобы нюхать их, и книги Уолта Уитмена: «Я весь оказался во власти предателей, Я стал говорить как безумный, здравый смысл покинул меня, оказывается, я-то и есть величайший изменник»[95]. Забрала свою обезьянку Фуланг Чанг и коробку текилы, в которой утонул бы весь Мехико-Теночтитлан. Ее бывший novio Алехандро помог ей отыскать эту квартиру на проспекте Повстанцев.
С Алехандро они остались друзьями. Фрида никогда не вычеркивает людей из своей жизни, она боится пустоты. После Аварии пламя их любви погасло. Алехандро уехал учиться в Европу, а она встретила Диего. То пламя подростковой любви теперь кажется ей незначительным, но Алехандро остается ее первым novio, и ее сердцу он так же мил, как милы старые размытые фотографии.
Она хочет развода; нет, она хочет, чтобы Диего страдал без нее, чтобы умолял вернуться; нет, она больше не хочет видеть морду этого сукиного сына, этого ублюдка, или хочет, хочет, чтобы он оказался на ее месте, чтобы ощутил в животе собаку, разгрызающую его внутренности всю ночь и весь день. Она не знает, что делать.
Фрида их видела. Кристину и Диего. Никогда бы не поверила, если бы не увидела собственными глазами.
Сначала она услышала стоны спаривания, хрипы Диего, до боли ей знакомые. Фрида тут же пошла к нему в мастерскую. Они не виделись несколько дней, он совсем не интересовался ее жизнью. Она хотела обсудить с ним операцию, на которую все-таки решилась. Для начала ей отрежут пальцы на ногах – может, позвоночник потом выровняется. Но для этого нужны деньги, к тому же она хотела услышать от мужа утешающие слова: «Фрида, без пальцев на ногах я буду любить тебя еще сильнее!» Она зашла с улицы, через лестницу, дверь была открыта, Фрида встала у окошка, поглядела в него на мастерскую Диего, ей открылся вид на театральную зарисовку: был конец дня, погода хмурилась, свет не горел; она услышала его хрипение, ее, возбужденной женщины, писк, нутро обдало холодом, в висках застучало, дыхание оборвалось, Фрида больше ни о чем не думала, занавеска, атака, паника, обида, она бы полетела задом наперед, как колибри, но любопытство, западня мазохиста, взяло над ней верх. Муж ей врал, и не раз, но видеть их, присутствовать при совокуплении, словно на мессе, – новый размах, да, она наклонилась и стала смотреть.
Штаны перекручены, огромный двигающийся зад, раздвинутые женские ноги, любовь, подсмотренная со стороны, снова кажется наивной. Потом ее великий pintor немного выпрямился, и этого было достаточно, чтобы Фрида увидела искаженное лицо красотки.
Она бесшумно ушла, порхая задом наперед, словно колибри.
Желтый резедовый
Фрида вернулась в Нью-Йорк. Без Диего. Она только-только прилетела, с подругами Анитой Бреннер[96] и Мэри Склар, трио со всей теплотой встретила Люсьена Блох, их появления она совсем не ожидала. Фрида рухнула в ее объятия.
В путешествие они решили отправиться с бухты-барахты. За ужином в Мехико, плавно перетекающим в ночь, Фрида сначала поговорила с одним из своих гостей – молодым пилотом «Стинсона», небольшого туристического самолета, а потом, ближе к трем часам, с радостью объявила подругам: «Завтра мы летим в Нью-Йорк, я знаю, кто нас отвезет!»
Анита и Мэри были уже навеселе и идею приняли с восторгом. Парень, очарованный тремя амазонками, покорно согласился.
Анита – давняя подруга, они познакомились с Фридой во времена грандиозных вечеринок у Тины Модотти. Возвышенная особа, увлеченная мексиканской культурой, она разрабатывала с Тиной концепцию художественного возрождения, описывая работу муралистов. С Диего, которым Анита восхищалась, они были хорошо знакомы, но свой выбор она сделала: после расставания четы Ривера подруга встала на сторону Фриды, что пустилась во все тяжкие.
Увидев в Мехико на взлетной полосе новой авиакомпании «Аэронавес» маленький летающий аппарат, Фрида чуть протрезвела. Утонченная конструкция «Стинсона», рассчитанная на четыре-пять человек, профану может показаться слишком хрупкой.