120 А.В. Ганин. Черногорец на русской службе: генерал Бакич
оренбуржцев в Синьцзяне, однако денег Бакич и Дутов для своих отрядов практически не получили. Лишь впоследствии в результате расследования деятельности Анисимова, проведенного ревизионной комиссией под председательством надворного советника П.С. Архипова, были выявлены факты хищений большей части этих средств (57 000 рублей)494.
Постепенно жизнь в лагере стала входить в нормальную колею. Появились музыкальные инструменты, заработал любительский театр, организовывались даже киносеансы. Весь лагерь с первых же дней разделился на две группы: женатых и холостых, причем первая группа, естественно, смогла лучше устроиться, хотя представителей второй группы было намного больше495. В самом центре лагеря на Эмиль были расположены палатки Красного Креста, где работало много сестер милосердия. Сюда после дневной жары приходили многие офицеры, тосковавшие по женскому обществу. Некоторые из чинов отряда даже обзавелись семьями, летом 1920 года было сыграно не менее десяти свадеб. К пункту Красного креста вели четыре улицы, получившие оригинальные названия: Атаманская, Невский проспект, Поэзии и Грусти и последняя - Любви. 6 мая (23 апреля) 1920 года, в день Войскового праздника Оренбургского казачьего войска в лагере были устроены скачки, джигитовка, гимнастические упражнения, военные игры. На праздник были приглашены русский консул и чугучакский военный губернатор. При выезде губернатора из чугучакской крепости производилось три пушечных выстрела, сам выезд также был помпезно организован: «Под звуки рожков и труб, разгоняя палками толпу, появлялась экзотическая пехота в невероятных, разукрашенных надписями на груди и на спине, костюмах, за пехотой следовала кавалерия в юбках и кофтах из красного атласа. Губернаторский конвой был обмундирован настолько необычайно, настолько одежда солдат казалась взята из костюмерной оперного театра, что для полноты картины не хватало только появления тенора, вместо него показывалась запряженная шестеркой мулов игрушечная двухколесная каретка, из которой выглядывало желтоватое, сморщенное лицо в огромных круглых очках. При проезде китайского губернатора полагалось снимать шапки и кланяться»496. Губернатор был очень доволен увиденным у русских зрелищем и пообещал улучшить продовольственное обеспечение лагеря. Произошел обмен любезностями, причем к праздникам дутун подарил отряду 10 быков и 100 баранов497. Вообще, на начальном этапе пребывания
На чужбине
121
отряда в Китае местные власти были чрезвычайно любезны и даже помогали Бакичу, обеспечивая его данными разведывательного характера относительно действий большевиков498.
Большевики между тем внимательно наблюдали за действиями Бакича. Пользуясь близостью к границе, они пытались вести борьбу с его отрядом даже на китайской территории. С этой целью через границу направлялись советские секретные агенты, а кроме того, незначительными силами красные предпринимали набеги с целью угона лошадей отряда499. Грабежом и угоном скота занималось и местное население. Все эти явления осложняли пребывание отряда на территории Западного Китая.
Несмотря на трудности, Бакич находил возможности заботиться и о русских гражданских беженцах, оказавшихся в чужой стране. Как впоследствии вспоминал один из офицеров отряда, «неутомимый Бакич поспевал всюду; он своей энергией в заботах об улучшении жизненных условий лагеря заслужил общую любовь и уважение.
- Какой ви части? - спросил он, увидев меня верхом на осле (я долго не мог ходить).
- Автомобильной команды.
- Тишее едеши, дальшее будеши. - Он блеснул белыми зубами из-под черных усов и потрепал ухо осла. И вдруг серьезно: - Это ви видумали там какой-то сирк (цирк)? - спросил он, имея в виду кино- сеансы. И, не дожидаясь моего ответа, зашагал вдоль землянок, так сильно выделяясь на тусклом пыльном лагерном фоне своей генеральской формой и ярко начищенными сапогами»500.
В письме чугучакскому военному губернатору от 5 мая 1920 года Бакич писал: «Будучи недавно в Чугучаке, я осмотрел лагерь Бахтинских, Маканчинских и Урджарских беженцев на Чобар-Агаче. Впечатление вынес самое безотрадное. Все беженцы очень нуждаются в продовольствии, так как отпускаемых 2 джин501 на несколько дней каждому, конечно, не хватает. Много глав семейств умерло, остались женщины и маленькие дети, которые без посторонней помощи обойтись не могут. Беженцев покуда из лагеря не выпускают, и они не могут иметь никакого заработка, вследствие чего им приходится распродавать за бесценок последнюю одежду, повозки, лошадей и проч[ую] домашнюю обстановку, вывезенную из России. Исходя из изложенного, прошу Вас, Ваше Превосходительство, так заботливо относящегося к Российским гражданам, так или иначе принужденным искать гостеприимства и покровительства на терри
122 А.В. Ганин. Черногорец на русской службе: генерал Бакич
тории Великой Китайской республики, войти в трудное положение беженцев на Чобар-Агаче и оказать им необходимую помощь. Полагал бы очень полезным разрешить беженцам устроиться на работах у владельцев заимок в окрестностях города Чугучака. Если это с Вашей стороны не встречает препятствий, прошу сделать соответствующие распоряжения подчиненным Вам чиновникам и не отказать меня о Вашем решении поставить в известность. С своей стороны я мог бы в каждом отдельном случае дать удостоверение о благонадежности беженцев и гарантию в их добром поведении»502.
В конце мая китайцы обнаружили значительное количество оружия и боеприпасов, закопанных вблизи границы, что явилось основанием для недоверия Бакичу503. Генерал пытался оправдываться, сославшись на то, что оружие закопано беженцами из Семиречья или анненковцами, но никак не его отрядом. Поверил ли его оправданиям дутун, сказать сложно. 27 (14) июня 1920 года Синьцзянский гражданский и военный губернатор Ян-Цзун-Син (Ян-Цзынсинь) весьма дипломатично написал Бакичу: «…я вполне признаю, что те войска, кои перешли границу и находятся в пределах Китайской республики, должны быть охраняемы и власти должны хорошо относиться к этим войскам. Сожалею лишь о том, что первое время войска эти были приняты без соблюдения этикета, почему я очень этим обеспокоен и стыжусь за то, что вы в своих письмах выражаете свою признательность приема, коей был не так достаточный (так в тексте. -А.Г.). Так как я всегда понимаю, что вы ведете дела весьма миролюбиво и прежде всего вы думаете о дружбе обоих государств, ввиду этого я имею смелость сказать, что касающиеся вопросы по отношению двух дружественных держав будут разрешены само собою на основах международного права и отношение России с Китаем будет с каждым днем улучшаться и крепнуть»504. Спустя менее чем полтора года, осенью 1921 года, этот же губернатор писал в РВС войск Сибири: «…тем более благодарю Вас, что помощь в деле ликвидации со стороны Китая была невелика, о чем я особенно жалею. Со своей стороны искренне поздравляю Вас с успехом. Бакич, нарушивший международный закон и угрожавший спокойствию двух соседних Республик505, ныне уничтожен»506. Сравнивая эти два письма, можно прийти лишь к единственному, давно известному выводу о том, что политика и мораль несовместимы.