— Кроме одного, — заговорила Агнер. — Проклятие, которое так боялись все мы, было обнаружено сначала на одном из учеников цитадели, а затем как в эпидемии люди потянулись друг за другом. Вся Цитадель проклята, кроме вас. Ни на тебе, ни на Ривальде проклятие не обнаружено, хотя оно есть и на мне и даже на Ректоре. Просто у каждого мага проклятие развивается по-разному. У кого-то медленнее, но основная масса учеников при смерти. Скорее всего, Тианесса просто выполнила приказ Учителя.
Вот тебе и эпидемия.
— Слишком мало фактов, чтобы делать однозначные выводы, — нахмурился ректор.
— Вряд ли у нас их будет больше. Так или иначе, мы все в руках Равена Даркнеса, ибо попытки связаться с темным миром после обнаружение проклятия ни к чему не привели. За дела учеников в ответе только Учитель, а раз так — никто из темного мира не придет на помощь, пока Равен Даркнес не скажет свое веское слово. А так как он пропал… Вся эта затея с просьбой помощи бесполезна. Но и сами мы бессильны.
— Однако мы обыскали всю Цитадель, но пентаграммы не обнаружили, и здесь есть только два варианта. Ее никогда не было и наши теоретики ошиблись, это не одно и то же проклятие или Тина ее уничтожала, чтобы замести следы.
— Позвольте, господа, — вмешался Ректор. — Пентаграмма в могиле уничтожена буквально за несколько дней то того, как активизировалась последняя ветвь — проклятие.
Все взгляды остановились на мне. А что я мог сказать? Я даже эту пентаграмму не видел.
— Нам не спалось и мы решили прогуляться, — начал я с подготовленной легенды. Агнерг хмыкнула. — Когда Ривальда схватили двое зомби, — решил я не вдаваться в подробности. Правда, зачем они им? — Они ушли через портал. Тина смогла его повторно открыть и мы попали на ту самую поляну. Спустились вниз и натолкнулись на темного мага Мориэн Д Льелис.
— Значит все-таки Мориэн, безумный сын Эльвариада. Даже Темные удивлялись его жестокости. Но позвольте, он сам назвал вам имя?
— Ну, да, — кивнул я и сказал правду. — Потом Тина что-то наколдовала и земля стала обрушиваться. Нам удалось выбраться. Вот и все.
— Все? — Отец Ривальда удивленно приподнял бровь. — А вампир?
— Какой? — скорчил я невинную рожу.
— Укусивший твоего друга.
— Я не знаю, откуда он взялся.
— Джер! — возмутился отец, наверно почувствовав неладное.
— Лорд, — окликнул его дядя. — Откуда взялся вампир — вполне понятно. Откуда собственно и вся нежить. Непонятно другое. Если прах, обнаруженный нами, принадлежит Мориэну, то, как это ни странно, его кто-то убил. И, как известно, в былые времена Высший вампир был ему не соперник. Так же кто-то уничтожил пентаграмму, с которой не смогли справиться наши лучшие умы. Но кроме едва живой Тианессы Меджисан там не было ни одного следа пребывания кого-то постороннего и вывод напрашивается сам собой. Но тогда зачем ей проклинать Цитадель, при этом спасая нас?
— Тианесса была укрыта мужским плащом, — напомнил герцог.
— Это ни о чем не говорит, — возразила Агнер. — Ни одному магу не под силу построить через истощенное пространство телепорт, не оставив и следа. Это просто невозможно.
— Невозможно, — задумчиво повторил Ректор.
— Возможно, не возможно, одно предельно ясно — ждать помощи от Равена Даркнеса не приходится, — подвел итог отец.
— Какие есть предложения? — дядя хитро прищурил глаза.
— У меня нет предложений, — призналась Агнер. — Мы бессильны.
— Но мы не можем допустить их смерти! — это отец Рива. — Мы пытаемся завербовать несколько темных магов, но результатов пока нет.
— К сожалению, наш шпион провалил задание, пусть будет ему земля пухом. У нас нет даже трактата Основ проклятий, который так просили наши Теоретики.
— Тианесса по-прежнему без сознания, — вновь заговорил Герцог. Я подался вперед, жадно ловя каждое слово. — Ни целители, ни теоретики ничего не могут сделать.
— Любое касание белой магии в данном случае равносильно смерти. Нам остается просто ждать, — развела руками Магистр. — Однако целители с беспокойством говорят о слишком быстром процессе регенерации. Она просто может не выдержать.
— Бедная девочка, — вздохнул Ректор. — Все кости вдребезги, даже позвоночник — и тот пострадал. Сариэль всерьез опасается, как бы она не осталась калекой на всю жизнь.