– Уезжай – ты тут не поможешь. Увози Элайзу в безопасное место: у паромобиля есть допуск за сеть – вы свободно её пересечете. Я же останусь тут.
Роб нахмурился – ему не нравился план друга, только и того, что можно противопоставить творившемуся тут безумию, он не знал:
– Эван…
– Роб… – Голос Эвана звучал вкрадчиво, чтобы друг точно услышал, чтобы он смог спастись сам и спасти Элайзу, замершую на заднем сиденье. – Уезжай – я останусь и попробую остановить это безумие.
Роберт сглотнул – когда он уговаривал Эвана в поезде, несущемся в Аквилиту, доверится чувствам и признаться Вики в любви, он не думал, что у друга так мало времени на счастье:
– Я передам Вики… Я…
Эван грустно улыбнулся:
– Просто уезжай. Чарльза заберете из лечебницы только после новолуния. Езжай… И хранят вас боги.
Хорошо, что подобного типа лечебницы всегда расположены на окраинах городов, Олфинбург не был исключением.
– И тебя… – Роб резко сел в паромобиль и хлопнул дверцей, а потом от безнадеги ударил кулаком по рулю. Снова, снова и снова. Тонкая щель между дверцей и паромобилем тут же срослась. Эван сжал челюсти – ему сейчас только галлюцинаций не хватало, словно желания умереть мало. Оно нарастало, уже чувствуясь даже тут – еще недавно он очень хотел жить, чтобы добраться до Гордона, до короля, до наследного принца, до кого угодно и уничтожить оружие. Такое нельзя создавать. Такое нельзя использовать! Нельзя так пытаться приблизиться к богам и играть чужими чувствами и жизнями. Солдат, отправляясь на войну, всегда знает ради чего он это делает. Эмпатическое оружие забирало волю, и это было запретно. Даже боги стараются не вмешиваться в жизнь людей. Так нельзя. Даже против врага.
***
Выйдя из гостиницы, Вик не удержалась и пешком прошлась до центрального телеграфа, единственного работающего в выходной день. Услышать голос Эвана хотелось до отчаяния. Хотелось убедиться, что с ним все в порядке, что он просто занят, что под рукой не оказалось телефона, а до телеграфа далеко… Но Олфинбург не отвечал – эфирная буря в Серой долине, пояснила совсем молоденькая телефонная нерисса.
Дождь продолжал моросить, усиливаясь. Вик открыла зонт и медленно пошла в сторону ветки паровика. Идти до полицейского управления было далеко, быстрее добраться на общественном транспорте.
Над городом поплыл колокольный звон – одиннадцать утра. Горожан на улицах прибывало – время идти на службу в храм. Вик нахмурилась – она не была хорошей прихожанкой, уже луну игнорируя посещения храма. Такое поведение могут и не простить – храмовники, соседи и просто любопытствующие горожане. Она пообещала самой себе, что как только закончится вся эта история с чернокнижником, она обязательно посетит храм. Левая рука странно полыхнула теплом, словно возмущаясь такому глупому обещанию. Вик замерла.
Прохожие странно косились на странную неру без шляпки и недопустимо короткими волосами, рассматривающую свою левую ладонь, но Вик было все равно. Странная защита Брендона её немного пугала. Татуировка не изменилась внешне, но определенно жгла. Словно этот лоа уже тут, а не ждет за гра… За Перекрестком.
До управления Вик доехала на подножке паровика, замечая у Королевского суда ужасную аварию паромобиля – тот буквально гармошкой сложился, сила удара потрясала. Удивительное дело, что погибший был всего один – его тело старательно изучал полицейский эксперт. Вик машинально заметила, что погибший – карфианин, причем первый за седьмицу карфианин, который не превратился в скелет после смерти. Значит, не их клиент, как говорится. Значит, щупальца чернокнижника не успели добраться до всех в карфианской общине.
В управлении было непривычно тихо. Даже телефон на стойке у дежурного констебля молчал. Тот скучающе сидел на стуле и, кажется, дремал – утро выходного дня благостное и спокойное. Привычно пахло оружейной смазкой, мужчинами, сырой шерстью форменных плащей и дремотой, если у неё есть аромат – его не разгонял даже крепкий дух черного кофе.
Вик поздоровалась с сонно зевающим дежурным, тут же уточняя про Брока:
– …Мюрай у себя или на тренировке?
Несмотря на нера Аранда, она очень боялась услышать, что Брок в зале борется с собой и боксерским мешком. Она еще помнила, как он говорил седьмицу назад, что после публикации фиксограмм только пуля в висок и останется. Хотелось надеяться, что за эти семь дней Брок хоть каплю поумнел, хотя закрытая с его стороны эфирная связь намекала на иное.
– Он у себя, констебль Ренар.
– Спасибо. Я поднимусь к нему, а потом спущусь в общую залу – это если меня будут искать Одли или еще кто-то…
Вик направилась к лестнице – Брока надо проверить, как она проверила Грега. Тому досталось больше, но и Брока задело – мало кому понравится, когда перед всеми миром вываливают твои минуты слабости и беззащитности.
Брок не переживал, во всяком случае он хотел казаться именно таким – он замер перед записями на стене, спешно карандашом внося какие-то правки. Тени залегли под глазами, и между бровей появилась морщинка, но кулаки не были сжаты, и по сравнению с утром он выглядел гораздо лучше.
Он обернулся на дверь, в проеме которой замерла Вик:
– Рад тебя видеть. Проходи, Вик. Допрос Аранды уже идет, но пока ничего интересного. Он даже не признался, как убивал женщин. – Поспешность речи, его говорливость сдавала Брока с головой – переживает, но слишком горд, чтобы попросить помощь. – Говорит: смесь компонентов лекарства от потенцитовой интоксикации дала непредсказуемые последствия. Какие компоненты – молчит. Коммерческая тайна! Пока Картер докопается до истины – могут пройти годы… Мрррррак…
Пальцы его все же сжались в кулак и ударили по стене – ему тяжело. И сведения о расследовании убежали к газетчикам, и фиксограммы всплыли, и Аранда темнит.
Вик плотно закрыла за собой дверь и подошла к мужчине. Она положила свою ладонь ему на сгиб локтя:
– Брок…
Он вымученно улыбнулся:
– Прорвемся же?
Она не совсем его поняла, но кивнула и подтвердила:
– Справимся.
Брок сверкнул своими зелеными, сейчас казавшимися выцветшими глазами:
– Надо отвечать: прорвемся.
– Прорвемся, – с улыбкой поправилась она.
Брок вспомнил о правилах приличия и качнул головой в сторону многочисленных стульев, оставшихся со вчерашнего совещания:
– Садись, Вики. Рассказывай: как Эван? Он телефонировал? Как… Грег? Ты же его навещала? Еще не хватало, чтобы он того… Эээ… Ну, ты понимаешь… – он смешался, вовремя вспомнив, что перед ним нера.
Вик чуть-чуть сжала его локоть:
– Справимся, Брок. Правда. Не волнуйся: тот, кто подумает о тебе плохо – сам идиот.
– Вики… Давай не будем обо мне…
Она неожиданно для самой себя подалась вперед и обняла Брока:
– Хорошо. Давай не будем о тебе. Только помни: ты слишком многим дорог – не натвори глупостей. – Она отпрянула в сторону, чтобы не смущать Брока – тот принялся заливаться краской – от щек до кончиков ушей. Вик отвернулась к окну и принялась рассказывать Броку: – Эван не телефонировал. Я пыталась сама связаться с ним, но Олфинбург недоступен. Говорят, буря в Серой долине. Грега я навещала – он почти в порядке, во всяком случае, таким кажется. – Она замерла, не зная, стоит ли рассказывать ему про Клер, ведь это больше подозрения, чем факты. – Он собрался помочь с обыском дома нера Аранды. И еще… Газеты…
Брок простонал:
– Не напоминай! Я сейчас поеду в офис «Седьмицы Аквилиты». «Искре Олфинбурга» повезло – она слишком далеко расположена… Переговорю с репортерами – напомню о профессиональной этике.
Вик нахмурилась – предположение Грега об эмпатическом оружии, скрытом в механите-фиксаторе, не давало ей покоя. С виду фиксатор был обычным – тяжелый плоский треугольник, больше полицейского жетона раза в два, с узкой щелью для записи и глазком-камерой. Старая полицейская форма Аквилиты с множеством ремешков позволяла его прикреплять на грудь или на пояс, кто как больше любил. Форма Тальмы не была приспособлена для этого – констебли сами с помощью ремешков крепили фиксаторы под левым погоном. Шекли, как военный, носил фиксатор закрепленным на портупее. Вик смутно помнила гравировки на фиксаторе – не более того.