Лишь раз в году на пару минут все становятся равными и не только пожимают руки, но и обнимаются. В Новый год. Выбор времени для проклятья, убившего Ривза и пытавшего уничтожить Брока, был идеален. Днем обнимались во имя Созидателя. Вечером, с наступлением тьмы пожимали руки во имя Сокрушителя – в темноте старые враги или мирились в честь праздника, или заканчивали дело дуэлью. Тем, кому дуэль была запрещена, решали все по старинке – дракой. Брок не мог не пересечься с Тони, и проклятье гарантированно бы прикончило одного из них, или даже обоих.
Поцелуи Эвана стали настойчивее, и Вик старательно прогоняла непрошенные мысли прочь – не время думать о деле, о Тони, о Броке – его она спросит позже о планах на Ривза. О планах на её Тони…
Эван отстранился, заглядывая Вик в глаза:
– Или я слишком настойчив, или я слишком не вовремя… Солнышко…
Она заставила руки обнять Эвана за шею, потянулась и улыбнулась ему в лицо:
– Хочу подарок… Хочу пару минут побыть с тобой. Хочу… – она закрыла глаза: – сменить платье к обеду.
На более серьезный намек она не решилась, хотя все же добавила:
– Не будем тревожить горничную…
Эван решительно подхватил Вик на руки и направился на второй этаж в спальню. Небеса, как ему намекнуть, чтобы он побрился?
Глава 17 Два драконоборца
За окном бушевала метель, стекла иногда сотрясались от ветра и дребезжали. Его порывы кидали в окно охапки снега, а в кабинете было тепло и уютно. Плясало пламя в камине. Горели бра на стенах и настольная лампа матового, белого стекла. Кабинет был еще не обжитой, еще была видна рука старого хозяина: картины на стенах, книги на полках, выбранные не Эваном, кроваво-красные шторы на окнах – Эван не любил этот цвет, но пахло в кабинете уже только Эваном: чуть розами, горьковато деревом и пыльными тайнами. Вик вздохнула: когда уже она наберется храбрости и скажет ему, что не любит запах роз…
Эван сидел в кресле, при свете камина спешно читая бумаги из Особого управления по делу об убийстве Ривза – Шекли предоставил для ознакомления. Даже странно от такой любезности. Вик эти бумаги уже просмотрела. Сейчас она за огромным рабочим столом Эвана сидела и читала расшифровку записи с фиксаторов. Во всяком случае, она очень пыталась вникнуть в то, что случилось на набережной два дня назад. Щеки предательски горели от других воспоминаний: сильные, нежные руки Эвана, его хриплый голос, прикосновение обнаженного тела. Кожа еще была растревожена поцелуями, и казалось, что любой, кто войдет в кабинет, сразу поймет, чем они занимались в спальне…
Вик бросила косой взгляд на Эвана – он был абсолютно невозмутим, словно не он совсем недавно в тысячный раз говорил низким, будоражащим голосом: «Люблю!»… Кстати, он все же догадался побриться – пока горничная, которую пришлось позвать, снимала с Вик тяжелое праздничное платье, он привел себя в порядок.
Эван оторвался от бумаг и посмотрел на Вик:
– Солнышко, что-то не так?
Она поджала губы – все не так! Придет Брок, придет Одли, придет Лео, а она тут… По ней же все видно… Тяжело быть новобрачной – кажется, что все смотрят и понимают, что происходит между ней и Эваном.
– С чего ты взял? – она отложила бумаги в сторону – все равно в голову лезет не то, особенно когда Эван смотрит на неё так: пристально и тепло. – Как вы вообще понимаете, что со мной что-то не так?
– Это написано на твоем лице.
– Прости? – не поняла Вик, так что даже воспоминания о тяжелом, вжимающем в кровать теле Эвана, куда как лучше сложенного, чем Гилл, улетели прочь.
Эван пояснил, закрывая папку с бумагами:
– Когда ты волнуешься, ты поджимаешь губы. Когда дело совсем плохо, они полностью исчезают. А когда надо бежать далеко-далеко от тебя, ты прищуриваешь глаза – вот прям как сейчас.
Вик потрясенно замерла, в первый миг растеряв все слова. Нет, она знала, что поджимает губы, но то, что это замечают другие…
– И ты молчал?! Все это время знал и… Не говорил… – Она даже не подозревала, что у неё настолько живая мимика.
Эван лишь чуть приподнял плечи вверх, словно не понимая обиды в голосе Виктории:
– А как бы я тогда узнавал, когда тебе плохо или ты в ярости?
– И почему же, позволь узнать, ты сейчас решил все рассказать?
Он честно ответил:
– Потому что ты меня спросила.
Вик подняла глаза вверх, но небеса молчали, скрытые потолком. И даже краткая молитва не усмирила зуд в руках. Вик нашла ненужную ручку на столе и запустила ею в Эвана:
– Вот тебе!
Он легко уклонился, да и не стремилась Вик в него попасть.
– Я же говорил: губы исчезли, глаза прищурены – надо бежать прочь. – Эван не сдержал смех. И за этот смех, который она почти никогда не слышала у него, она простила ему все. Чуть-чуть попыхтела для вида и снова уткнулась в бумаги, погружаясь в чтение и старательно пытаясь не поджимать губы.
– Вики… Нельзя быть такой серьезной… – тихо сказал Эван.
Она промолчала. Она должна быть серьезной, чтобы её воспринимали правильно: как профессионала, а не как нериссу, играющую в сыщика.
Вик взяла бумаги и снова пыталась услышать Тони. Услышать, как именно он говорил. Зло. Серьезно. Обиженно. Или просто глупо с отшиблеными алкоголем мозгами – так тоже может быть.
«Ривз:
– (неразборчиво) …люди и без наручников!
Мюрай:
– Я еще и без магблокиратора.
Ривз:
– Ну ты, тварь! Ты еще будешь болтаться на веревке и плясать на потеху публике, вернийская крыска!
Мюрай:
– Лер, я очень спешу.
Ривз:
– Стоять, я сказал (пауза). Иначе запляшешь уже сейчас!»
Она откинула распечатки в сторону – второй раз уже перечитывала, и картинка не складывалась. Надо все же прослушать запись. Надо услышать Тони.
Эван снова напомнил о себе:
– Солнышко, что не так? – еще и беспокойство в глазах, словно между ними может встать любовь к мертвецу…
Вик заставила себя поправить разбросанные бумаги:
– Я опять поджимаю губы?
– Нет. Ты просто очень мрачная. Что не так?
Она вздохнула и все же призналась:
– Тот Ривз, которого я знала, никогда так не ругался: тварь, крыска, милая… Он никогда так не говорил: «Я, да я! Да вы знаете, с кем связались!»… Он…
Эван тихо сказал, с непонятной мягкостью в голосе:
– Мужчины выбирают выражения, когда находятся в обществе нер и лер. Ты могла не знать, как Ривз ругается при мужчинах.
Вик тут же возразила:
– Но там была нера! Была. Он никогда такого себе не позволял…
– Сломался? – предположил Эван.
Вик уже рассказала ему про Душителя. Впрочем, кое-что он знал и сам. Вик честно призналась:
– Не знаю. Совсем не похоже на Тони. Я словно читаю про незнакомого муж… Человека. И не смейся, Эван. Я знаю, люди меняются, я знаю, что они по разному себя ведут в разных компаниях, но это… Это не Тони.
Она посмотрела на мужа:
– Я говорю, как типичная брошенная нерисса, да?
– Есть немножко, – согласился Эван.
– Я не хочу признавать очевидный факт, что Тони мог измениться. Так?
– Немного похоже, – Эван потер висок.
– Но… Но… – она закрыла глаза и выпалила, признаваясь, чтобы это не стояло между ними: – у нас с Тони был один поцелуй в запястье и два в щеку.
– В щеку – это серьезно, – с легкой смешинкой в голосе сказал Эван, а потом его тон стал сухим: – Вики, ты не должна…
Она оборвала его:
– Должна! И поцелуев в губы до тебя никогда не было – я бы не допустила. Я знала из синематографа, что дети появляются именно после поцелуев в губы. Я не могла себе позволить такого падения – у меня был жених, которого…