С этого момента Влодек всецело перешел на попечение дворни.
Между челядью Свентицкого был один иностранец по имени Георг. Как-то давно, лет десять тому назад, он постучался у ворот замка и просил ночлега. Он назвал себя врачом и путешественником. Свентицкий впустил его, но объявил пленником и пригрозит смертью, если он попытается бежать.
Так он с тех пор и остался в замке.
Он много рассказывал о своей родине, — о теплой стране, где не бывает зимы, о горах и море, о горячих скалах и зеленых виноградниках.
Но он говорил, что был во многих землях и везде находил себе дело, и значит, и тут в нем может оказаться нужда…
И он сказал Свентицкому, что рад служить ему и его слугам своим искусством и своим знанием…
Он, действительно, умел лечить разные болезни и заживлять раны, составлял микстуры, и мази, и был сведущ в астрономии и других науках.
Он, может быть, правда, был великий ученый, потому что в то время были такие ученые, которые всю жизнь проводили в странствованиях, собирая или сея семена своей науки; но, должно Быть, у него было великое сердце, если он сам пожелал остаться в стране, почти не тронутой цивилизацией, какими тогда были украинские степи, среди людей, видевших в нем, самое большее, хорошего аптекаря.
Он только знал, что эти люди, в известных случаях жизни, также беспомощны, как все невежественные люди, и бродят во тьме, а у него есть знания, которые не должно держать про себя.
Предание ничего не говорит об этом; оно только сохранило его имя да то, что он Был врач.
Никто не знал, какой он национальности. Если к нему обращались с вопросом об его происхождении, он обыкновенно отвечал:
— Не все ли вам равно? Бог создал человека и создал мир, и у всех одно отечество — мир и один Господин — на Небе…
Этому-то странному человеку, слуги и решили поручить уход за своим маленьким паном.
— Может, он его вылечит, — говорили они, — так как умеет лечить раны, и, если Господь не дал паничу быть воином, то он переймет от него разные науки и будет духовной особой.
Но Влодеку не суждено было сделаться ни воином, ни духовной особой.
Скоро стало известно, что безумие его неизлечимо… И когда он встал, наконец, с постели и мог ходить, он не узнавал ни своего замка, ни своих слуг, ни своих полей. Безучастными глазами смотрел он вокруг и лепетал всего только одну фразу:
„Любите врагов ваших, прощайте ненавидящим вас “.
Когда слуги спросили Георга о значении этих слов, он сказал:
— Безумие не может узреть света науки, безумие может затвердить только немногое; я научил его малому, но это малое есть самое большее, что я знаю, ибо ничего не может быть больше сказанного Спасителем.
— Аминь, — ответили слуги, склоняя головы, потому что все они были добрые христиане, и если не читали Евангелия, то потому только, что им некогда было выучиться читать.
Странные люди были эти слуги пана Свентицкого! На совести у каждого из них было не мало преступлений, но они считали себя благочестивыми и верными сынами католической Церкви, так как аккуратно посещали костел. Многие из них думали даже, что они были бы совсем безгрешны, если бы поменьше бражничали и во время бражничанья не пели непристойных песен.
Они только скорбели о пане Ромуальде, который несомненно, предался дьяволу, и на том свете будет не в одном с ними месте.
А про Влодека они говорили, что после смерти, Бог, наверное, за его страдания сделает его ангелом, и он будет там петь то самое из святого писания, чему научил его здесь Георг…
Часто, потом, Влодек повторял эти святые слова, сидя один где-нибудь у окна замка и смотря, как внизу, на дворе толпились вооруженные всадники в медных и железных нагрудниках, а отец отдавал последние приказания.
Но отца уже не существовало для него больше… Он его не узнавал. Он ничего не понимал.
Раз Свентицкий заметил его в окно.
— Что он там бормочет? — обратился он к своему вахмистру, старому Кочерге. — Беду, что ли, на нас
накликает?
— Оставьте его, пан, — хмуро ответил Кочерга, — это Божье дитя…
Теперь для Влодека не было другого названия. Так звали его и отцовские хлопы, и шляхта, и даже суровые, ничего не знавшие, кроме коня и сабли, казаки, которым приходилось бывать в самом замке.
II.
У Свентицкого происходил секретный разговор с двумя его офицерами, называвшимися, впрочем, так совсем не потому, чтобы они когда-нибудь состояли в этом звании.