— Скорей отвори башню! Пусть казаки уйдут на волю… Может быть, мне будет легче… Я весь горю…
Издалека пронесся благовест…
Тягучий долгий звук, словно нехотя и с болью оторвавшийся от могучей груди, долетел до пана и разлился у него в душе наполняя всю душу.
И затрепетал, зарыдал в душе…
И вместе с ним зажглась в душе у пана молитва, — старая, детская, давно забытая. Казалось, звук колокола впитал в себя и стон, и плач и унес их с собою далеко-далеко…
И пану сразу стало легче…
Море стона и плача выкинуло пана на берег и ушло назад— туда, откуда пришло оно, и уж больше не мучило пана…
— Скорей, скорей… — говорил он эконому, — возьми ключи… выпусти их на волю.
Эконом помог ему встать и отвел в замок.
В тот же день пан снял оковы с казаков и выпустил их на волю.
Разбойник Омелько
(Украинская легенда.)
Пан Грач собрался ехать к пасхальной заутрене.
Когда он занес уже ногу в стремя, на крыльцо выбежала его экономка, старуха Ганна.
— Ой, пане, — крикнула она, — погодите-ка, нате вам пистолет!.. Знаете, около замка неспокойно!
Пан Грач вскочил в седло и перегнулся на бок, чтобы подобрать повод. Лошадь под ним нетерпеливо перебирала передними ногами, подгибала голову почти к самой груди.
— Пошла до дому, — сказал пан Грач; — если в случае чего, так я управлюсь и с саблей. А с пистолетами неприлично являться в церковь в такой день.
И пан Грач хлестнул коня нагайкой, поднял его на дыбы и, повернув на задних ногах к воротам, кольнул лошадь шпорой и легкой рысью выехал со двора.
Ганна взобралась опять на верхнюю ступеньку крыльца и,
поднимая голову, чтобы лучше было видно пана, кричала.
— Ой гляди, молодчик, ой уж не к добру разгарцовался!..
Когда пан Грач добрался до старого замка, уже совсем стемнело.
Пан Грач сам знал очень хорошо, что около старого замка неспокойно. Часто там случались грабежи и разбои. Замок давно уже пришел в ветхость, и в нем никто не жил. Но иногда ночью видели огонь в полуразрушенной каплице [4]), примыкавшей к главному зданию…
Он вынул саблю и поехал шагом, внимательно оглядывая дорогу.
Смутно сквозь ночной сумрак различал он колеи на дороге и следы лошадиных копыт, белевшие от набравшейся в них и замерзшей воды.
Кругом было тихо. Только в овраге, по берегу которого шла дорога, под снегом журчала вода.
Вдруг конь вздрогнул… Ему почудилось, что впереди его фыркнула лошадь…
Пан Грач остановил лошадь, поднялся немного на стременах и заглянул через голову лошади.
Перед ним смутно обрисовалась темная фигура всадника.
— Бей! — раздалось в темноте в тот же момент.
С боку пана, около оврага, совсем близко вспыхнул маленький огонек.
Пан почувствовал, как лошадь вздрогнула под ним всем телом и зашаталась. Он быстро соскочил с седла, и сейчас же лошадь, точно ждала этого, рухнула, убитая наповал.
Кто-то схватил пана за обе руки около локтя сзади. Он хотел сопротивляться, но пальцы, сжимавшие его руки, казалось, врезались ему в тело.
И, почувствовав вдруг прилив негодования, он воскликнул:
— Трусы! Вы нападаете сзади, врасплох!.. Бейте, коли так!..
Но его не убили.
Ему скрутили руки веревкой и повели…
Один разбойник шел с ним рядом, другой ехал впереди.
Пан слышал, как фыркала его лошадь, встряхивая гривой, как хрустел тонкий лед под копытами.
Его привели в темную келью. Тут было совсем темно, и пану показалось, что за ним вошло несколько человек… Вся келейка наполнилась шумом шагов, звяканьем шпор, лязганьем сабель…
— Зажги огонь! — крикнул разбойник.
О кремень застучало огниво… Посыпались огненные брызги, освещая то пальцы с зажатым в них то край рукава.
Потом затлел трут. Пан видел склоненное над трутом усатое лицо и слышал, как разбойник дул на трут, а когда вспыхнул огонь, пан увидел у стены большое мраморное распятие и около — двух разбойников.
— Омелько! — воскликнул он.
Краска бросилась ему в лицо, маленькие, круглые глаза засверкали. Он повел плечами, потянул правую руку, стараясь высвободить ее; но руки его были связаны крепко.
Когда-то Омелько ходил с паном Грачом и другими панами в славном войске запорожском в Польшу, в Крым. Потом Омелько отстал от товарищей, передался полякам, но не ужился и с поляками и сделался разбойником.
Пан Грач знал, что на душе у него столько убийств, что вряд ли и сам Омелько помнил их все.
Омелько молча вынул пистолет из-за пояса, молча взвел курок.