Савельев более не колебался. Сказал решительно:
— Пауль Францевич, я надеюсь, вы не откажетесь мне этот камень одолжить? Не более чем на пару дней?
— Это необходимо? — спросил ювелир с видом ребенка, которого неожиданно лишили любимой игрушки.
— Необходимо, — напористо сказал Савельев. — Крайне.
— Ну, если уж такая необходимость… — Пауль Францевич беспомощно пожал плечами. — Только постарайтесь его не повредить, мне не хотелось бы неприятных объяснений с господином Кирюшиным… После огранки это будет сущее чудо…
— Будьте благонадежны, — кратко ответил Савельев.
И, следуя примеру Кирюшина, тщательнейшим образом замотал загадочный камень в свой носовой платок, спрятал его во внутренний карман сюртука. Пауль Францевич, с тоскливой безнадежностью наблюдавший за его манипуляциями, спросил:
— Неужели у полиции есть такие эксперты…
— Найдутся, — кратко ответствовал Савельев. — У полиции все есть… Пойдемте, Роман Степанович? Я уже узнал все, что хотел узнать…
На улице Рокотов уставился на него так, что Савельев ощутил причудливую смесь жалости и раздражения. Пожал плечами:
— Роман Степанович… В конце концов, визит сюда никаких доказательств в вашу пользу не добавил…
— Мысль об Одессе давным-давно пришла нам в голову еще до Пауля Францевича, — сказал Рокотов. — О тамошних умельцах и их мастерстве в подделке антиквариата давно известно. Мы проверили самым тщательным образом. Никаких связей с Одессой и тамошними жителями у Аболина нет, как нет ее и у Кирюшина. Никогда не было замечено, чтобы Аболин получал что-то из Одессы. Вот у Липунова с Турловским там были близкие знакомые — как вы, должно быть, догадываетесь, из той же специфической среды. Но все они давным-давно либо арестованы, либо покинули город. Так что два последних года и эта парочка ни малейших связей с Одессой не поддерживает. Мы бы знали…
Савельев мягко сказал:
— Предположим… Но сей факт опять-таки не дает вам в руки никаких дополнительных аргументов…
— Вы же слышали, что говорил Пауль Францевич? Вещицы практически неотличимы от работы мастеров восемнадцатого века. А их пресловутая новизна как раз и может объясняться тем…
— Что их из восемнадцатого столетия в наше и притащили, — кивнул Савельев. — Логично. Действительно, в этом случае будут выглядеть новыми… да какое там «выглядеть», они и есть новые, потому что сделаны год-два назад тем самым Клаузеном и другими, которые для нас мертвы, а для Аболина живехоньки… Вполне логичное объяснение. Но это же, признайте, Роман Степанович, никакое не доказательство…
— Взять бы голубчика за глотку… — мечтательно-яростно произнес Рокотов.
— И спросить в лоб? — хмыкнул Савельев. — А он расхохочется вам в лицо при попытках обличить его в принадлежности к восемнадцатому столетию. И будет уверять, что это у вас помрачение ума — то ли от водки, то ли так, само по себе… И чем его уличить, я решительно не представляю — коли уж самые тщательные обыски в доме не дали результатов… Не вешайте нос, Роман Степанович, в конце концов, ничего еще не решено, жизнь продолжается… Как вы думаете, ваш Хомяков уже освободился?
Рокотов глянул на часы:
— Пожалуй…
— Ну, тогда поедемте к нему? Все лучше, чем стоять посреди улицы с самым безнадежным видом… Извозчик!
Глава IV
ФОРМУЛА НЕЧИСТОЙ СИЛЫ
Пожилая прислуга провела их вглубь обширной квартиры. Лицо прислуги выглядело добродушным, но, несомненно, еще и печальным, озабоченным, что позволило Савельеву сделать кое-какие грустные предположения. Судя по взгляду Рокотова, он эти подозрения разделял…