Этот могучий молодец подошел к делу серьезнейшим образом: внимательно изучил все имевшиеся при Савельеве бумаги — и удостоверение личности, и командировочное предписание, и две выданных уже здесь казенных бумаги, разрешавшие доступ туда, куда посторонним вход заказан. Сверился с толстым справочником (чьи страницы, как удалось заметить, сплошь покрыты какой-то цифирью наподобие шифра), что-то записал в толстенный гроссбух — а во вторую книгу, потоньше, вписал воинское звание Савельева, место службы, сегодняшнюю дату и время посещения, да вдобавок с вежливой непреклонностью попросил под всем этим расписаться. Савельев, человек военный, терпеливо все это перенес, понимая необходимость этаких мер. Судя по увиденному, дисциплина в партикулярной Особой экспедиции была поставлена ничуть не хуже, чем в батальоне — чего и следовало ожидать…
Только после завершения всех этих формальностей молодец старательно изобразил на лице радушную улыбку, встал и показал рукой:
— Прошу вас, господа. Посетителей у господина профессора нет, он вас ждет…
Рокотов с явным нетерпением первым направился к двери, распахнул ее перед Савельевым и вошел следом.
Кабинет оказался не особенно и большим. Никакой научной аппаратуры в нем не усматривалось, разве что на столе поблескивала никелированными дисками и сверкающими медными детальками загадочная штуковинка величиной с сигарную коробку. Полки, уставленные книгами, заваленные толстыми папками, ворох бумаг на столе… Человек, вышедший им навстречу, оказался немногим старше их с Рокотовым, тридцати с небольшим — и коли уж он носил профессорское звание, следовало полагать: либо отличался особенными научными способностями, либо быстро делал служебную карьеру (что далеко не всегда равнозначно в ученом мире, как уже успел уяснить Савельев).
Последовало рутинное:
— Поручик Савельев Аркадий Петрович, Гатчинский гвардейский саперный батальон…
— Профессор Витковский Иван Аполлинарьевич, товарищ заведующего наблюдательным пунктом…
— Очень приятно…
— Очень приятно…
Покосившись налево, Савельев уже не отвел взгляда. Там на стене висела огромная, высотой и шириной больше человеческого роста, подробная карта Москвы, и что-то в ней показалось не таким… Поручик моментально сообразил, что: это не простая карта, это стеклянный экран. Слева вверху горит ослепительно-желтая точка, внизу синеют два треугольничка, горят еще какие-то огоньки и цветные полосочки…
— Интересуетесь? — непринужденно спросил профессор. — Ну да, конечно, у вас другая аппаратура, такой вы и не видели…
Рокотов вдруг прошел прямо к карте-экрану, приблизил лицо так, что едва не упирался носом в стекло. Витковский добродушно усмехнулся:
— Оставь, Роман, ты же прекрасно видишь, что там все чистехонько. Я говорил: вот уж четыре дня никаких проявлений…
Савельев вдруг сообразил, на что поручик так жадно уставился, едва не въезжая лбом в экран: ну да, Замоскворечье, то место, где располагается домик Аболина…
— Любопытствуете… — уверенно произнес Витковский, встав с ним рядом. — Собственно, это и есть, говоря вашим военным языком, театр боевых действий. Вон тот желтый огонечек — это альв. Как приковал его кто на Арбате… Роман, вот кстати, почему вы его до сих пор не возьмете?
— Рано, — серьезно сказал Рокотов, неохотно отворачиваясь от экрана. — Нужно еще прсмотреться. Есть, видишь ли, у некоторых подозрения, что это не простой «скрытник», не претендующий ни на что другое, кроме как поселиться среди людей, затаившись, и обитать себе смирнехонько, как мышь под метлой. Предполагают, у него какая-то цель — а значит, нужно посмотреть…
— А, ну да, разумеется… — столь же серьезно кивнул профессор. — Итак, Аркадий Петрович… Эти два треугольничка — обычные, скучные мужички-колдуны, разновидность, прекрасно нам известная и никакой опасности, а также служебного интереса, не представляющие. Держим под постоянным наблюдением, и только. Вот эта зигзагообразная зеленая полосочка — видите, слева? — являет гораздо более интересный экземпляр, которым как раз и стоит в ближайшее время заняться всерьез, потому что долго таких на свободе держать не след… Ну, и тому подобное… Разные разности. Понимаете ли, то, что наши непросвещенные предки именовали колдовством и магией, непременно производит выброс в окружающую среду разнообразных видов энергии. Каковую мы, как вы уже, наверное, догадались, старательно фиксируем… Быть может, вам пояснить подробнее? Если интересно?