Часы на стене пробили двенадцать раз, и в зале воцарилась тишина. Жуков прокашлялся.
— Здравствуйте, товарищи, — сказал он негромко, но голос было слышно и в дальнем конце зала.
Наверное, Жуков ждал громогласного приветствия «здравья желаю, товарищ маршал!», но его не последовало. Иные продолжали сидеть на своих местах и молча смотрели на маршала.
— Значит, так, — протянул маршал. — Понятно. Что хочу вам сказать, товарищи. Вы зажрались!
Он стукнул кулаком по столу так, что некоторые молодые Иные подпрыгнули на месте. Гоцман покосился на Остапыча: тот сидел красный и потный, изредка вытирая лицо платком. Кречетов, напротив, снова надел беспристрастную маску. Похоже, он уже предвкушал, как отыграется за все свои унижения на низших.
— Что же это получается? — продолжал между тем Жуков. — В стране разруха, голод, разгул бандитизма, а они тут жируют.
По залу прокатился шепоток.
— Что-что? — Жуков картинно приложил руку к уху. — Есть что сказать? Сидите в своем Сумраке, когда враг родную страну рвет на куски!
Тут зал просто взорвался негодованием. Многие воевали и как солдаты, и как Иные.
— У меня наставница на фронте погибла, — выкрикнула одна из ведьм.
Кречетов быстро обернулся и гневно на нее посмотрел, заготовленная тирада так и осталась невысказанной.
— Разрешите, товарищ Жуков, — Остапыч поднялся с места. — Вам прекрасно известно, что, едва возникла угроза, Иные так же, как люди, отправились на фронт. Не все, но многие…
— Вот именно, что не все, — прервал его Жуков. — Я ваши законы знаю: не лезть в дела людей. А почему? Почему советский человек должен умирать в бою, когда вы тут прячетесь за свои амулеты.
— А ты, значит, не прячешься? — буркнул Гоцман.
— Что? — Жуков тут же перевел взгляд на него.
— Дава! — зашипел Остапыч.
— Пусть говорит, если ему есть что сказать, — снова вмешался Жуков.
Гоцману было, ох как ему было что сказать, но Остапыч просил без выкрутасов, так что он уже стиснул зубы и приготовился молчать в тряпочку, когда поймал взгляд Семена. Тот одобрительно кивнул. В голову закрались сомнения, но Гоцман привык доверять своему чутью, а чутье сейчас советовало высказать все, что он думает.
Гоцман поднялся, Остапыч — наоборот, обреченно опустился на стул.
— У меня имеется шо сказать, товарищ маршал, — начал Гоцман. — Я сам воевал. Весь фронт прошел, был ранен неоднократно. Да, сражался магией, так и немцы не с голыми руками шли. А вы прежде, чем меня в чем-то обвинять, на себя бы посмотрели. Вы здесь единственный с защитным артефактом.
— Да потому что с вами надо держать ухо востро!
— Со мной — надо, — согласился Гоцман. — Я хоть и Иной, но и голыми руками навалять могу.
— Вы мне угрожаете? — вкрадчиво поинтересовался Жуков.
— Вовсе нет, я просто…
— Увести его! — выкрикнул Жуков. — Взять под стражу! Отдать под трибунал!
Первыми к Гоцману ринулись Семен и Медведь, скрутили руки, повели к выходу.
— Не дергайся, — шепнул Семен.
И Остапыч, и Кречетов повскакивали с кресел, но были усажены обратно Инквизиторами.
— Продолжим, — раздался позади голос Жукова.
Гоцмана вывели в коридор, провели по лестнице на первый этаж. Дежурившие там Инквизиторы преградили им путь. Семен вытащил из кармана какую-то бумажку.
— Нам велено оказывать любое содействие, — властно сказал он. — Этот человек пойдет под трибунал. Сейчас мы доставим его в изолятор.
— За пределами здания вам с ним не справиться, — ответил Инквизитор.
Гоцман от такого даже дар речи потерял. Никаких тебе «не положено» или «оставим до выяснения» — забирайте и делайте, что хотите. Если бы на месте Семена оказался настоящий военный, Гоцман показал бы, чему научился за время войны.
— Ничего, — усмехнулся Семен. — Мы и сами с усами.
В следующий момент он накинул на Гоцмана цепь, самую настоящую цепь — с крупными звеньями, изъеденными ржавчиной. Сразу стало трудно дышать, будто все силы разом покинули тело. На самом деле так и было, цепь блокировала магию, теперь Гоцман мог колдовать не лучше человека.
Инквизитор удивленно поднял брови, но все же кивнул, выпуская их из здания. Снаружи все осталось так же, Гоцман не чувствовал Сумрак, не видел свою тень, ему вдруг стало холодно и неуютно.
— В машину, живо, — велел Семен. — И веди себя так, будто ты пленный, но не усердствуй.
Гоцман пару раз дернулся, крикнул «сам залезу» и погрузился в ту самую машину, на которой Семен догнал его у катакомб. Семен устроился за рулем, Медведь сел сзади рядом с Гоцманом.
— Давай уже гони, — нервно сказал он. — Пока не чухнулись.
— Чухнут, если погоню, — огрызнулся Семен.
Он плавно вывел машину на дорогу и повел ее на север, туда, где располагалась военная прокуратура.
— Можно уже снять? — Медведь поерзал на сиденье, расстегнул верхнюю пуговицу.
— Присоединяюсь к вопросу, — подал голос Гоцман.
Семен пару раз напряженно глянул в зеркало заднего вида, немного помолчал, потом все же кивнул.
— Вроде купились.
Медведь облегченно вздохнул и вытянул из-под рубашки такую же цепь, какая болталась на шее у Гоцмана, стащил ее и бросил на пол машины.
— Ты далеко-то не убирай, нам их в сохранности надо сдать, иначе век не расплатимся, — заметил Семен. — Эти артефакты — собственность Инквизиции. По всем документам они в схроне европейского бюро.
Медведь отмахнулся, но цепь все же подобрал и сунул в карман. Дальше он снял цепь с Гоцмана и тоже спрятал. Гоцман напряженно потер шею. Вроде и следов не осталось, а ощущение было прескверным.
— А теперь, господа хорошие, вы мне все расскажите, — сказал он. — Тут, кстати, направо.
***
Машина мчалась по центральной улице, ловко обгоняя другие автомобили и порой объезжая случайных прохожих. Похоже, магическая сеть Инквизиции повлияла не только на Иных. Людей было мало, даже торговки, которыми город обычно кишел, стояли далеко не на каждой улице.
— До конца, там на светофоре направо и пока не упремся в кованые ворота, — велел Гоцман.
— Куда мы едем? — осведомился Семен, но, доехав до светофора, свернул направо, не дожидаясь зеленого.
— За помощью, — ответил Гоцман.
— Надеюсь, у вас есть в запасе пара хороших артефактов, — сказал Семен. — Надежда только на них, с этой инквизиторской сеткой нормально колдовать не получится.
— Я почти все свои вчера потратил, но знаю, у кого точно есть. Вот тут можно остановить.
Тормоза завизжали, и машина встала как вкопанная. Гоцман ударился о переднее сиденье. Медведь крепко вцепился в кресло, похоже, был привыкший. Гоцман высунулся между передними сиденьями и пару раз протяжно посигналил, потом выбрался из машины под недовольное ворчание Семена.
Прошло не меньше минуты, прежде чем из дверей дома показался Фима. Выглядел он крайне скучающим, но Гоцман прекрасно видел, как у него горели глаза.
— Ну и шо ты тут разбибикался, — начал он. — Меня потом соседи заедят: кто приезжал, шо хотел, откуда я их знаю…
— Времени в обрез, — прервал его Гоцман. — Бери большой мешок, сгружай туда все свои артефакты, и поехали.
— Скажите пожалуйста! — возмутился Фима. — Меня интересуют два вопроса: с чего вдруг я должен все бросить и бежать тебе на помощь и что мне за это будет? Кстати, а ты не должен торговать фасадом перед Жуковым?
— А тебе разве не положено про это не знать?
Фима закатил глаза, мол, разве есть в этом городе что-то, о чем он не знает.
— Решай быстрее, — сказал Гоцман. — Или ты с нами, или нет.
— Но ты же меня совсем не мотивируешь, Давид.
— Если мы не остановим ритуал, вернется шведская баба и устроит вторую революцию. Ты сам говорил, шо еще одной гражданской войны не хочешь.