Люди ещё даже не полностью смирились с существованием вампиров.
В данный момент всё ещё велись дебаты о том, что они такое — какая-то «утка», генетический эксперимент, пошедший не по плану, или попытки иностранцев манипулировать американской публикой.
Я знала, что Чарльз вскоре ещё сильнее надавит в этом отношении.
Я знала, что это лишь вопрос времени, когда он представит какое-нибудь неопровержимое «доказательство» существования вампиров. Скорее всего, он ждал, когда заполучит больше контроля над публикой и частными институтами, особенно СМИ, чтобы вампиры не могли разыграть ту же карту и разоблачить существование видящих.
Однако я не очень-то верила, что мой дядя сумеет не допустить этого, чтобы он ни делал. История показывает, что правда со временем всплывает. Рано или поздно, видящих разоблачат.
И что тогда случится? Каким будет мир?
Сумеет ли мой дядя контролировать, как будет развиваться тот мир? Если нет, обернётся ли на этой Земле всё так же, как на той, где вырос Блэк? Или будет ещё хуже? Или в этом мире рабами будут не видящие, а люди, как того хочет мой дядя? Или он, напротив, лишь сумеет убедить людей в том, насколько опасны видящие?
В конце концов, соотношение людей к видящим всё ещё равнялось, наверное, тысяче к одному.
Блэк фыркнул, и я подняла взгляд, посмотрев в его золотые радужки.
— Сплошь хорошие вопросы, док, — сказал он.
Подойдя ко мне, он опустил свой вес на кресло рядом со мной и опёрся руками на бедра. Я без раздумий поставила стаканчик с кофе и потянулась к нему, запустив пальцы в его волосы и поцеловав лицо. Очутившись так глубоко в его свете, мне стало сложно остановиться. Я прижалась щекой к его щеке и принялась ласкать его лицо, пока Блэк не издал низкий рокочущий звук, который мог напоминать урчание какого-то животного.
Когда я не отстранилась, он обнял меня одной рукой — всё ещё осторожнее и нежнее обычного, но достаточно крепко, чтобы у меня перехватило дыхание, когда он крепче сжал объятия. Лёгкий намёк, словно просящий разрешения, оставался в его свете, когда он привлёк меня ближе к себе.
— Чего ты от меня хочешь, ilya? — пробормотал он, упёршись лбом в моё плечо.
Я гладила его по волосам, думая над его вопросом, пока он соединял свой свет с моим.
После нескольких секунд я осознала, что нахмурилась.
Мой взгляд расфокусировался, пока я смотрела через балкон и думала о тех немногих вариантах, которые у нас действительно имелись.
Правда в том, что нам нужен Брик.
Мы нуждались в нём настолько же сильно, насколько я не могла заставить себя подумать об убийстве Ника. Даже после прошлой ночи, даже после того, что он сделал, слова Брика и Джема всё ещё эхом отдавались в моем сознании, оставляя едва уловимую нить надежды.
«Он изменится. Он станет больше похож на прежнего себя».
Конечно, если это правда, то я не знаю, как он будет чувствовать себя после того, что он сделал со мной на крыше или даже на пожарной лестнице. Я понятия не имела, как Ник сумеет простить себя, и сможет ли он как-то справиться с этим психологически.
Я понятия не имела, как сама с этим справлюсь.
В какой-то странной манере я почти радовалась, что Ник забрал именно Джема.
Ну... если, конечно, он его не убил.
Джем, возможно, единственный, в котором до сих пор осталось достаточно сопереживания Нику, чтобы он мог по-настоящему до него достучаться. Я не могла представить, чтобы я попыталась сделать это сама. Я также не могла представить, чтобы Энджел на это пошла, по крайней мере, пока не пройдёт какое-то время.
Когда я увидела её тем утром, она была в полном раздрае.
Ковбой тоже выглядел не лучше, как и Декс.
Конечно, в данный момент ничто из этого не имело значения.
Блэк никогда не сможет простить Ника.
Это важнее всего.
Учитывая, что Блэк по-прежнему более-менее диктовал направление всей нашей операции, это имело критичное значение. Блэк никогда не сумеет забыть, что сделал Ник. Я сомневалась, что он сумеет об этом забыть, даже если Ник станет более-менее прежним. В самом крайнем случае, на это уйдёт время. Очень много времени.
Времени, в которое Ник-вампир должен будет действовать более-менее как нормальный человек... а я понятия не имела, насколько это реалистично.
В данный момент я не могла представить, чтобы Ник прожил достаточно долго, чтобы мы провели такой эксперимент. Я не думала, что он проживёт дольше нескольких дней, учитывая, что я чувствовала в свете Блэка, а также вероятность того, что Блэк всё же попросит помощи у моего дяди.
Я не винила за этого Блэка.
Это не его вина.
Что есть, то есть.
А значит, мне нужно найти другой способ достучаться до него.
Не думаю, что я когда-либо чувствовала себя такой виноватой — за любой свой поступок — как за то, что я сделала той ночью.
Я знала, что это неправильно.
Я знала, что это неправильно по миллиону разных причин.
Я просто не могла обойтись иным путём.
У меня не было союзников в команде Блэка... только не для такого.
Я знала, они все подумают, что я выжила из своего бл*дского ума, если вообще подумываю о том, что собиралась сделать. Хуже того, они решат — и с весомой аргументацией — что я в шоке, что я не могу мыслить разумно, учитывая, что со мной случилось.
Но я не могла допустить, чтобы Блэк вручил себя моему дяде.
Я не могла допустить этого, не попытавшись сама узнать, нет ли другой возможности.
В данный момент я видела лишь одну другую возможность.
Существовало лишь одно лицо, поистине заинтересованное в союзе с нами, даже если Блэк сумеет как-то договориться о союзе с «Архангелом», враждующими фракциями русской мафии, теми немногими хорошими парнями, что ещё задержались в коридорах американского правительства, или ещё с кем-нибудь.
В любом случае, нам меньше всего нужен ещё один враг.
Так что я сделала то, что сделала.
Не знаю, стало ли мне лучше или хуже от того, что все прошло без сучка, без задоринки.
Я знала, что это сочетание удачи и хорошо выбранного момента — чего никогда не повторится и, наверное, не случилось бы так просто ещё до того, как Блэк установил в здании режим строгой изоляции. В данный же момент никто в нашей команде ни за что на свете не ожидал от меня такого, особенно после прошлой ночи.
По тем же причинам я понимала, что это наверняка мой единственный шанс — по крайней мере, если я хотела провернуть нечто подобное без ведома моего мужа.
К тому времени, когда я добралась до края деревянного причала, прилегавшего к Пирсу 39, стало так тихо, что я начала задаваться, какого чёрта я вообще творю.
Я не пришла безоружной.
Далеко нет.
При мне имелось семь пистолетов — два на рёбрах, два на бёдрах, один на пояснице, два в кобурах на лодыжках. Я также взяла четыре ножа, включая длинную охотничью финку, пристёгнутую к моему правому бедру, а также ещё более длинный нож, который пристроился во впадинке на моем позвоночнике.