Я обвела недоуменным взглядом это тело, замечая детали, но не осознавая их. Длинные худые мускулистые ноги, одетые в брюки из чёрной кожи. Высокие красные сапоги, тоже кожаные. Облегающая майка из белого кружева с глубоким декольте, которое акцентировалось кулоном-капелькой из бледно-зелёного камня, висевшего на серебряной цепочке. Красный кожаный ремень. Худые мускулистые руки. Длинные пальцы с серебряными кольцами, лежащие на крутом изгибе бёдер под узкой талией.
Мой взгляд поднялся к её лицу.
Я застыла.
На протяжении нескольких долгих секунд я думала, что мои воспоминания наложились на то, что на самом деле находилось передо мной.
Я спала... ну или галлюцинировала.
Непременно.
Затем она улыбнулась.
— Привет, — сказала она, приподняв ладонь.
Это был тот же дурацкий небрежный взмах рукой, которым она одаривала меня в свои семнадцать.
Я уставилась на неё.
Я не могла моргнуть.
Я не могла отвернуться.
Я не могла полностью видеть её.
— Мири, — её голос зазвучал громче. — Эй... старшая. Сделай вдох. Дыши, ладно? Тебя не глючит. Это я.
Она повернулась, и её взгляд переместился на пространство рядом со мной.
Какая-то часть моего разума понимала, что она смотрит на Брика, но я не могла отвернуться от неё, чтобы проследить за её взглядом и подтвердить то, что я и так знала.
Я также не могла дышать.
Я не могла дышать.
— Мири, — её взгляд метнулся обратно ко мне. Она обеспокоенно выпятила нижнюю губу. — Слушай, прости. Я не хотела делать это вот так. Я говорила им, что не стоит делать это вот так.
И вновь её взгляд метнулся в сторону, затем обратно ко мне.
— Не вини Брика. Это не его вина, — она хмуро посмотрела на другого вампира. — Хотя я говорила ему, что у тебя наверняка случится чёртов инфаркт... а потом ты, наверное, забьёшь его насмерть голыми руками.
Снова взглянув на Брика, она улыбнулась.
Её улыбка померкла, как только она перевела взгляд обратно на меня.
Она обеспокоенно нахмурила лоб.
— Эй! Мири... я серьёзно. Дыши!
Однако я не дышала.
Я не шевелилась.
Я посмотрела ей в глаза, охваченная этим приливом знакомости, воспоминаний, миллиона вещей, которые говорили мне, что всё это нереально, что я вижу галлюцинацию, я под наркотиками или сошла с ума.
Я посмотрела ей в глаза и как будто зафиксировалась там.
Я смотрела в эти прозрачные радужки, похожие на потрескавшееся стекло.
Я смотрела, как она смотрит на меня.
Я видела там насторожённость, нервозность, радость от встречи со мной.
Я видела всё, что находилось там... всё, что я помнила.
Я видела всё, что было не так.
Что-то в моей груди просто отказало.
Затем всё потемнело.
Эпилог. Грузовое судно
Боль рябью пронеслась по нему, вынудив его отвести взгляд.
Стиснув зубы, Даледжем отвернулся от просвета в грузовом контейнере и заставил себя посмотреть на высокий потолок грузового отсека, усилием воли сосредоточившись на металлических сходнях, которые тянулись над местом его укрытия. Сделав вдох, чтобы привести мысли в порядок, он через несколько секунд перевёл взгляд обратно, посмотрев через узкий просвет между овальной дверью, похожей на люк, и металлическим боком контейнера.
Он задержал дыхание, наблюдая, как трахаются двое мужчин.
Это было нелегко даже сейчас.
Более мускулистый мужчина сверху закрыл глаза и издал низкий рык, удерживая другого мужчину-видящего, с более высоким, но худым телом. Видящий внизу на глазах Даледжема застонал, стискивая мужчину сверху до побелевших костяшек, издавая низкий, болезненный звук, когда другой вдолбился в него.
Даледжем вновь закрыл глаза и стиснул зубы.
Gaos. Какого хера он творит?
Что он вообще здесь делает?
Он знает, что он твердил себе самому.
Теперь он не мог представить, как он вообще мог быть настолько высокомерным, что поверил в чушь, которую сам и выдумал. Теперь, находясь здесь, он гадал, не погибнет ли он сам, и не погибнут ли из-за него все остальные, кто находился на корабле.
Он говорил себе, что даст Нику шанс.
Он говорил себе, что он пытается спасти вампиру жизнь — до тех пор, когда они сумеют определить, стоит ли там что-то спасать.
Если Брик и другие вампиры говорили правду, Ник выйдет из этого состояния. Он сбросит этот кайф избавления от оков, последствий и сопереживания, и он останется с эмоциональными последствиями своих поступков.
Даледжем догадывался об этом, ещё когда Ник был человеком. Наоко Танака сидел на образной пороховой бочке подавляемых эмоций, отрицания, злости и неразрешённых чувств.
Эта бочка включала себя (но не ограничивалась этим): злость, горечь, ненависть к себе, подавление сексуальности, ревность, гнев. Он хоронил это всё под вежливой личностью, под синдромом хорошего парня, под долгом и патриотизмом, семейными обязательствами, долгом единственного сына, дружескими обязательствами, общественными обязательствами... и чем там ещё, черт подери, люди мучили себя.
Его новая вампирская природа взорвала всё это и выпустила на свободу — как только Ник сумел полностью и безоговорочно наплевать на все.
В результате всё это подавляемое дерьмо выплыло на поверхность.
Его злость на Блэка за женитьбу на Мири; его злость на Мири за то, что она его не хотела; его злость на них обоих за то, что они бросили его в той пещере на острове Мангаан, а затем ещё раз бросили на милость вампиров в так называемом «побеге»; за то, что он едва не погиб на том дереве. Его злость на весь бл*дский мир за то, что он никогда не получал то, чего хотел, разочаровывал родителей. Злость из-за того, что вампиры и видящие захватили его мир. Из-за того, что он был «хорошим парнем», но никогда не получал за это награды. Из-за того, что он вечно оказывался тем, кому приходилось поступать по совести, бл*дь.
Его вампирской натуре было посрать на всё это.
Его вампирской природе было посрать на всё.
Но рано или поздно, Ник придёт в себя.
Ник придёт в себя, и это тяжело ударит по нему. И Джем не хотел, чтобы в этот момент его опорой стали бл*дские вампиры.
Он совершенно точно, черт подери, не собирался допускать, чтобы Брик и/или Дориан стали теми, кто поможет Нику пройти этот переход, или внедрит их так называемую «вампирскую мудрость» в Ника, когда тот будет уязвимым и готовым поверить во всё, что поможет ему меньше ненавидеть себя.
Так что Джем решил, что когда Ник придёт в себя, он увидит не Брика и не Дориана.
Это будет он — Даледжем.
Даже в то время он знал, что это дурацкая затея.
Он знал, что это опасно, глупо... наверное, эгоистично и инфантильно.
А ещё он знал, что если этого не сделает он, то этого не сделает никто.
Ник, скорее всего, умрёт от руки Блэка — или же его затянут глубже в вампирскую семью, и в итоге он станет как все. Он найдёт способ как-то рационализировать и подавлять это всё в вампирской форме, и тогда они потеряют Ника Танаку навсегда.