Он также ощутил желание вампира привязать его, трахать и кусать до тех пор, пока Наоко не сделает так, как ему, бл*дь, сказано.
Он также ощущал проблески любопытства Дориана в его адрес.
Он видел вампира поздней ночью в той же комнате, только уже за столом. Он сидел голышом перед компьютером, читал файлы, смотрел на его фотографии, когда Наоко был человеком, когда он был молодым. Он чувствовал, как вампир становится всё более и более возбуждённым, заинтригованным, любопытствующим...
В сознании Наоко проносились такие интенсивные воспоминания, что он застонал.
Дориан притянул его, не переставая пить, плывя в его сознании. И Наоко лежал там, наполовину парализованный, пока не увидел собственную человеческую семью.
Этого не было там, но потом вдруг появилось.
Там был Ник.
Он не просто смотрел на это, он вновь находился там.
Его мама стояла на газоне, болтая с его дядей Тецуо на ломаном японском и английском о том, что делать с рождественской ёлкой, жалуясь, что гирлянда не работает как надо, и её надо починить, поскольку отец Ника поехал купить ещё алкоголя. Он видел двух своих старших сестёр, Майю и Нуми — они лежали в шортах и майках на шезлонгах, впитывали холодное декабрьское солнце Калифорнии и распивали белое вино, одновременно наблюдая, как их дети носятся по траве и радостно визжат, гоняясь за футбольным мячиком.
Затем он увидел её.
Это его шокировало.
Одна лишь физическая реальность её шокировала его сердце.
Мири запрокинула голову, рассмеявшись над чем-то, что сказал его племянник, Джейсон. Затем ужасно пнула мячик сапогом на высоком каблуке, держа в одной руке бокал мартини, потом вновь запрокинула голову и захохотала.
Он помнил тот день.
Он помнил каждую проклятую секунду того дня.
В тот день она выглядела просто невероятно великолепной.
Даже будучи такой грустной, она выглядела охерительно... он почти не мог это вынести как человек. Он чувствовал себя вуайеристом из-за того, как много смотрел на неё в тот день.
Энджел подкалывала его на этот счёт.
Его самая давняя подруга пихала его, закатывала глаза, снова и снова, одними губами произносила слово «сталкер», между делом посмеивалась над ним и советовала просто положить конец этому дерьму и поговорить с ней — но он как будто не мог перестать пялиться на неё.
Он также не мог поговорить с ней об этом по-настоящему.
Ну, пока не стало слишком поздно.
В тот день он всё ещё раздумывал, что можно сказать. Он осознавал, что недавно произошло с ней в Таиланде, как её похитил и изнасиловал тот сумасшедший видящий. Он знал, что она пребывает в смятении из-за чувств к Блэку, как бы это ни раздражало Ника в то время. Он знал, что они ссорились, и Мири злилась на своего нового босса, и это не просто ссора между сотрудником и боссом, и даже не ссора между друзьями.
Учитывая всё это, он не хотел напирать, не хотел, чтобы она ощущала на себе какое-то давление.
Он пытался быть хорошим другом.
В то же время он перестал дурачить себя, будто не хочет от неё большего. Он фантазировал о ней, фантазировал о ночи, когда она набросилась на него в своей квартире, о том, как близко они подошли к тому, чтобы заняться сексом, и какой же охерительно горячей она была той ночью. Он чертовски много фантазировал и дрочил, думая о ней.
Весь тот канун Рождества он хотел обнять её, отвести в свою старую комнату, где жил, когда был подростком, а потом немного во взрослом возрасте, когда только вернулся из Ирака. Он хотел трахать её там, пока она не забудет о Блэке, о Таиланде, обо всём плохом, что случалось с ней.
Тогда он понятия не имел, что это будет его последнее Рождество с ней перед тем, как она выйдет замуж за этого сукина сына.
Тогда он понятия не имел, что это его последний шанс с ней.
Дориан ахнул, поднимая рот от его шеи.
Он тихо зашипел, и это шипение превратилось в жёсткое рычание.
Наоко ощутил, как ревность искрит в крови вампира, услышал в его рычании почти настоящую враждебность, а затем вампир вновь укусил его, ещё сильнее.
Наоко мог лишь лежать там с запрокинутой головой, пока крупный вампир придавливал его тело. Наверное, это могло бы тревожить его, но по правде говоря, это приносило странное облегчение.
А ещё это едва не заставило его обезуметь от желания.
Воспоминания сделали только хуже.
Когда он вновь пришёл в себя, он трахал женщину под ним, двигаясь резче, быстрее, и Дориан вторил ему, объединяя их движения так, чтобы вколачиваться в неё ещё жёстче, пока она не начала кричать и цепляться за Наоко. Он сам стонал из-за того, что Дориан делал с его телом, и не только своим членом, но и зубами.
Затем он совершенно забылся.
Опустив губы к её горлу, он укусил.
Он бездумно впился клыками, чувствуя себя одурманенным, втягивая её горячую кровь в рот и горло, закатывая глаза...
Пальцы до боли сжали его волосы.
Они отодрали его от женщины.
Наоко не успел осознать, что случилось, как его грубо впечатали лицом в пол.
После этого Дориан не отпустил его. Он продолжал стискивать голову Наоко железными пальцами, прижимая щеку Наоко к ковру и по-настоящему удерживая его в ловушке.
Наоко застонал, слизывая кровь с губ и продолжая стонать, потому что вампир принялся жёстко трахать его, выходя и входя в тело Наоко с чувственностью, которая просто лишала всякого бл*дского рассудка. Он хотел кормиться от неё.
Он хотел кормиться от неё, пока Дориан трахал его...
— Проси, — голос Дориана напоминал хриплое, едва сдерживаемое рычание. — Если чего-то хочешь, проси, Наоко. Если хочешь кормиться, проси. Если хочешь кончить... проси.
Наоко застонал.
— Позволь мне. Позволь мне...
— Это не вопрос, Наоко.
— Можно мне? Проклятье, можно мне? Можно мне... пожалуйста?
— Что? Чего ты хочешь, Наоко?
Разум Наоко закружил вокруг вариантов, решая, что же ему нужно больше.
Мысль о том, чтобы сделать одно без другого, выбрать, повергла его в кратковременную панику. Что-то в необходимости просить, выбирать, заставило его член пульсировать ещё больнее, усилило голод. Он чувствовал пальцы Дориана, стискивающие его волосы, и всё его тело смягчилось. Он не успел облечь это в слова, как Дориан жёстче вошёл в него...
Наоко кончил.
Он застонал, не сумев сдержаться.
Как только это случилось, он совершенно затерялся.
Он отпустил контроль, закрыл глаза, чувствуя всё, бл*дь, совершенно всё на протяжении тех нескольких секунд или минут, что это длилось. Он смутно осознавал, что его тело впадает в то бессознательное состояние, двигаясь машинально и вколачиваясь в женщину, пока он продолжал стонать. Каждое нервное окончание, каждый дюйм его кожи как будто ощущал прикосновения и являлся частью этого чувства.
Он ощутил, как женщина сжимает его член спазмами, пока он кончал, и издал очередной сдавленный полурычащий стон.