Глава II
САУЛ ВАНДЕР
Над белой палаткой Саула Вандера, у самого устья реки Асинтибоана, благотворно сияло солнце весеннего утра.
Саул Вандер давно уже поселился здесь и был известен под именем старого Саула, предводителя охотников. Он пользовался заслуженной славой знатока лесов, равнин, гор, рек и озер. Внешность его производила впечатление такой честности и открытости, что заставляла всякого сразу проникаться расположением к этому человеку.
В то же время в чертах его лица, загрубелого от трудов и непогод, выражалась твердая воля. Голос также выдавал в нем человека твердого и решительного. Обыкновенно он имел величавый вид, но иногда эта величавость сменялась глубокой скорбью. Надо упомянуть о двух особенностях его характера: Саул Вандер полагал, что легкомыслие и хвастливость недостойны человека, и с трудом переносил, когда ему противоречили.
В минуту представления его читателю Саул Вандер сидел у входа а палатку и чистил оружие, необходимое для его промысла. Около него стояла молодая девушка, которая по красоте форм и изяществу осанки заслуживала особого внимания. Небольшого роста, но прекрасно сложенная, она напоминала образцовые произведения древних ваятелей. Идея о совершенстве естественно связывалась с классическими очертаниями ее головы и шеи, восхитительно грациозных, и ее ног и рук, которые по тонкому изяществу линий могли бы стать предметом зависти самых знатных дам.
У Сильвины Вандер был маленький ротик, белые, как слоновая кость, зубы, розовые щеки под легкой тенью смуглой кожи, увеличивающей их красоту, быстрые проницательные глаза, тонкий изящный нос и ямочка на подбородке; все это обрамлялось роскошными волосами, которые игривыми локонами раскинулись по ее плечам. Облокотившись о плечо проводника, она являла с ним разительный контраст. В ней все дышало чувством, кротостью, красотой во всем ее совершенстве; в нем же все говорило о силе, отваге, энергии во всей ее полноте.
— Видишь, малютка, я все привожу в порядок, чтобы снова отправиться в путь. Старику Саулу нельзя пребывать в праздности, а не то он быстро заржавеет, — сказал проводник, приостановив работу и с любовью посмотрев на дочь.
— А знаете ли, папочка, о чем я думала? — спросила Сильвина после некоторой паузы.
— Да как же я могу знать, что промелькнет в твоей очаровательной головке в течение дня или минуты? Просто какая-нибудь блажь, в которой и смысла, может быть, не найдешь, так, что ли?
— Совсем не так, я решила отправиться с отрядом, — сказала Сильвина и вдруг, выпрямившись и скрестив руки на груди, затопала ножкой.
Старый проводник Саул уронил замок карабина, который усердно чистил куском кожи из лани, и, бросив взгляд на прекрасного ребенка, разразился продолжительным и звучным хохотом.
Она перенесла эту веселую вспышку так спокойно и кротко, как только можно вообразить.
— Саул Вандер, — сказала она наконец, — когда вы насмеетесь вдоволь, мы возобновим разговор и увидим, можно ли нам сойтись в мнениях. Кажется, я сообщила вам свое серьезное намерение.
— Конечно, милая дочка, ты высказала свое намерение, — кивнул предводитель отряда охотников, пожимая плечами.
— Я хочу идти с отрядом, — повторила Сильвина упрямо.
Вандер слегка насупил брови, но, встретив взгляд Сильвины, усмехнулся.
— Продолжай, продолжай, Розанчик: люблю тебя слушать; твой голос словно, серебряные колокольчики, звучит в ушах старого Саула
— Отец, вы должны слушать его каждый день и круглый год, и это непременно будет, или я не буду вашей чародейкой, — произнесла Сильвина, лаская белыми ручками загорелое лицо предводителя охотничьего отряда.
— Другой такой чародейки, как ты, я и не знаю, — сказал Саул с гордостью.
— Этот вопрос я обдумывала долго и всесторонне, — продолжала молодая девушка, — и наконец решила, что мне необходимо сопровождать вас в будущем походе. Правда, я еще молода и мало приучена к лишениям, но, — прибавила она с жаром, — я уверена, что смогу приучиться к тому, что вы выносите.
— Для этого нужно пройти целую школу, а ты, бедное дитя, будешь разбита после первого же дня похода с отрядом.
— Ну уж этого не будет, — возразила она, решительно тряхнув кудрями.
— Подумай только об опасностях жизни охотника на бобров, — возражал проводник, нежно глядя на нее.
— Именно об этом я думаю день и ночь, милый, дорогой папа, — отвечала она кротко. — Когда вас нет со мной, я все говорю себе: вот теперь отец проходит сквозь темные ущелья, вот он устраивает западни вблизи опасных засад черноногих. Может быть, в эту минуту он ранен, и некому поухаживать за ним. Ах! Эти мысли часто отнимают у меня сон.
— Верю, что ты, Розанчик, очень любишь меня, — сказал глубоко тронутый Саул.
— И сомневаться нельзя, Саул Вандер, я люблю вас сильно-сильно, — подтвердила она, рассеянно проводя пальцами по своим маленьким зубкам, как по клавишам фортепиано.
Потом, скрестив руки на груди, она твердо заявила:
— Все-таки я пойду с отрядом.
Затем Сильвина перевела взгляд на группу палаток, белые конусы которых раскинулись вниз по реке; она увидела двух всадников, подъезжавших к ним верхом на лошадях. Один из них ехал на большом караковом жеребце, другой на маленькой лошаденке с длинной и щетинистой шерстью. Их сопровождала собака исполинских размеров и нелюдимая с виду. Старший из всадников, сидевший на лохматой лошадке, был выше среднего роста; он был худощав, но с крепкими мускулами, живые глаза, выдающиеся скулы, рот оригинальный, почти как у записного шута, довольно большой, с горбинкой нос и выпуклый лоб, волосы на голове и бороде огненно-красного цвета. Одежда этого человека была покрыта изрядным слоем пыли и грязи. Как бы низко ни стоял этот человек по отношению ко временным житейским благам, лицо его красноречиво доказывало, что он был и хотел быть счастливым, не заботясь о внешних обстоятельствах, наперекор лишениям и опасностям жизни. Ник Уинфлз обладал прочным запасом оптимизма и оригинальности. Свирепствовала ли буря или нет, благоприятствовала ли судьба или нет — не беда! Он был доволен и ни за что на свете не променял бы своего жребия на чей-нибудь другой.
Его спутник был гораздо моложе и имел совсем иное обличье. Зоркие глаза Сильвины Вандер сразу заметили, что он гораздо более знаком с тонкостями искусства одеваться, чем честный Ник, и в то же время она убедилась, что его нельзя поставить в ряд обычных авантюристов. Из скромности она не могла рассматривать его более внимательно, но его привлекательный вид и изящная осанка не ускользнули от внимания девушки.
Взгляд Кенета Айверсона еще издалека остановился на Сильвине с любопытством, вполне понятным в его годы. Но, когда между ними оставалось несколько шагов, любопытство уступило место совсем другому чувству — восхищению. Ему показалось, что столь изящной красоты он никогда еще в жизни не встречал. Это видение было для него воздаянием за все, на что он отваживался и что выстрадал в опасных краях Северо-Запада. Откуда появилось это нежное создание? Как могла расцвести эта лилия в таких диких пустынях? Кенет почувствовал восторг художника, смешанный с обожанием влюбленного. Он готов был с благоговением преклонить колени перед изумительнейшим творением природы в лице этой девушки. Как зачарованный, сидел он неподвижно в седле и не спускал глаз с Сильвины, пока не заставил ее покраснеть.
Ник Уинфлз представил своего спутника:
— Как поживаете, Саул Вандер? Не правда ли, распрекрасная погода? Здравствуйте, малютка, — сказал он, поклонившись Сильвине. — Позвольте мне представить вам доброго малого, который знает все, что понимает, и не ведает ничего, чего не знает. Зовут его Кенет Айверсон. Вы узнаете его лучше, когда познакомитесь с ним поближе. Мы же с ним самые закадычные друзья, потому что однажды, а уж если точнее, это произошло зимой, мне случилось так отхлестать его, как никогда в жизни никто его не наказывал, Ей-богу так, ваш покорный слуга!