Кенет вспыхнул, как пион, и быстро и неодобрительно взглянул на Ника, которого, видимо, забавляло его замешательство.
— Господин Айверсон является к нам с великолепной рекомендацией, — сказала Сильвина, опуская глаза.
— Друг мой Уинфлз, несомненно, оказал мне великую услугу, — сказал Кенет, кусая губы с досады.
— Вот этот шомпол сделал свое дело, — продолжал Ник, притрагиваясь пальцем к шомполу карабина, — после того как я порядком отхлестал его, как вам уже известно, я так ослабел, что меня можно было повалить кончиком пера.
— Но чем же заслужил ваш друг такое наказание? — спросила Сильвина, налегая на слово «друг».
Хитрая девушка, верная инстинктам своего пола, хотела наказать Кенета за то, что он заставил ее покраснеть. Ник Уинфлз протянул правую руку и с суровым упреком сказал:
— Он замерзал — вот чем он заслужил необходимую экзекуцию. Его оглушили двое мерзавцев и бросили в пустыне, сочтя мертвым. Стужа убила бы его, но я пришел, не пощадил себя, и вот, благодаря щедрой порке, он ожил. Крис Кэрьер и Джон Бранд — вот злодеи, совершившие такое бесчеловечное дело! Надеюсь, Саул Вандер, что придет время, и мы отплатим им той же монетой. Удалось бы мне только пустить Огневика за ними вслед — Огневик, это мой конь, — то с помощью Напасти — это моя собака — я не упустил бы случая познакомить их с Хвастуном — с моим карабином. Ей-богу так, покорный ваш слуга!
— На мой взгляд, — сказал проводник, — у вас весьма странное представление о прозвищах. Не могу, например, понять, что может быть общего между карабином и Хвастуном. По моему мнению, карабин менее всех на свете несет чепуху и грешит хвастовством.
— Надеюсь, однако, что вы все согласитесь со мной, что и карабин иногда производит изрядный треск, когда отправляет за шестьсот шагов пулю в смертное тело краснокожего или дикого зверя. Мы все имеем маленькие странности в том или другом, ну а мои касаются прозвищ. Я люблю, чтобы они были на что-нибудь похожи, тогда мне легче их запомнить. Вот эта собака, — продолжал Ник, указывая на громадного пса, — на вид не очень привлекательна, но вы не представляете, какое у нее доброе сердце! Сознаюсь, она немножко своенравна и имеет небольшую наклонность считать всех обитателей земли за естественных врагов. Она внушает страх злодеям, юбкам и вообще всем на свете.
Пока Ник распространялся о прозвищах и достоинствах своей собаки, Кенет бросал восторженные взгляды на Сильвину. Уинфлз, наверное, перешел бы к пространному описанию своей лошади и к особенностям ее прозвища, если бы появление нового лица не изменило направление разговора. Вновь появившийся человек был гораздо старше Кенета, немного выше его ростом и сложен не столь пропорционально. У него был бронзовый цвет лица и глубоко запавшие глаза. В физиономии его недоставало искренности, и лоб бороздили морщины. У него был маленький рот, тонкие губы, крепко стиснутые над белыми и острыми зубами. Нос, отдаленно напоминающий римский, ущемленный к ноздрям, совершенно подходил к остальным чертам лица. Он носил черную бороду, за которой, как видно, тщательно ухаживал. Подойдя к разговаривающим, он вежливо поклонился проводнику и его дочери, едва кивнул головой в знак приветствия Нику и окинул Айверсона быстрым инквизиторским взглядом.
— Доброе утро, господин Морау, — сказал Саул Вандер, — это Ник Уинфлз. Кажется, вы и прежде слыхали о нем, а этот молодой человек — его друг. Айверсон, если не ошибаюсь. Господин Айверсон — Марк Морау.
Марк Морау, спрыгнув с лошади, едва обратил внимание на Кенета, да и в этом внимании было мало лестного, потому что оно ограничивалось коротким и высокомерным взглядом.
— Ну, как идут ваши приготовления к летнему сезону, друг мой? — спросил он у предводителя охотников, не спуская глаз с Сильвины, которая в ту же минуту выразила намерение скрыться в палатку. — Думаю, что утренний воздух не причинит вам вреда, Сильвина, — поспешил он сказать, угадав намерение девушки и не дождавшись ответа Саула.
— Утренний воздух никому не причиняет вреда, — согласилась она сухо.
— Дела идут довольно хорошо, — отвечал Вандер на вопрос. — Скоро наши отправятся по дороге к плотинам бобров.
— Искренне желаю вам успеха, и если надежда — не пустая мечта, то вы, наверное, будете иметь успех. Будь вы какой-нибудь молокосос, — при этом Марк посмотрел на Кенета, — я не имел бы большой веры в такое предприятие; но так как вы человек совсем другого закала, то я и не сомневаюсь, что вы возвратитесь с богатым грузом мехов.
Айверсон, стоявший около своей лошади, небрежно положив руку на седло, внимательно изучал выражение лица человека, произносившего эти слова, и заметил, что в его глазах была какая-то неуверенность, что-то сомнительное, как бы признаки тайного замысла и предрасположения к вероломству. Ему бросилась в глаза и перемена в поведении дочери проводника с первой минуты появления этого высокомерного незнакомца. Ясно, что он производил на нее сильное впечатление. «Боится ли она его и ненавидит?» — мысленно задался вопросом Айверсон.
Морау приблизился к Сильвине.
— Надеюсь часто вас видеть во время отсутствия вашего отца, — сказал он с жаром и понижая голос. — Колония Красной Реки может поистине считаться очаровательным убежищем, пока вы здесь находитесь. Позвольте надеяться, что уроки доставят вам удовольствие.
— О! Я не ученица и давно уже покончила с уроками, — отвечала она с досадой.
— Тысячу раз прошу прощенья! — воскликнул он поспешно. — Я совсем забыл, что вы не та особа, которая согласилась бы бледнеть и растрачивать блеск своих прекрасных глаз над книгами.
Тут он наклонился к ней и прошептал несколько слов, которых другие не могли расслышать. Сильвина вспыхнула и поспешно отвернулась.
«Что это, гнев или любовь?» — еще раз спросил себя Кенет,
Марк Морау дружески махнул рукой, откланявшись Сильвине, и, повернувшись к Айверсону, нагло посмотрел него. Вслед за тем он вскочил на коня и уехал, отвесив прощальный поклон проводнику и его дочери.
Кенет Айверсон проводил его взглядом с тревожным и мрачным предчувствием, в причине возникновения которого затруднялся дать объяснение даже самому себе.
Глава III
МАРК МОРАУ
Встревоженный и сильно озабоченный, Айверсон возвращался к своей палатке. Он уже понял, что красота Сильвины произвела на него глубокое впечатление, запала в сердце. Никакими выходками не удавалось Нику Уинфлзу отвлечь его от мыслей о девушке. А между тем ни один луч надежды не освещал эти мечты. Сомнение и неизъяснимое чувство ревности отравляли их. Зловещее лицо Марка Морау стояло между ним и прелестной девушкой, и опасение, что Сильвина может предпочесть другого, не оставляло его ни на миг.
Покорившись непреодолимому влечению, он на другой же день отправился к Саулу Вандеру, повторил визит и на следующий день — словом, пустился на всех парусах в океан любви.
Четыре дня спустя после первой встречи с Сильвиной Ник Уинфлз разговаривал с Айверсоном неподалеку от лагеря звероловов, совсем уже готовых выступить в поход, как вдруг подъехал Марк Морау на своем великолепном коне в сопровождении слуги. Они остановились около Кенета.
— На лице его собираются тучи, — проворчал Ник, — голову даю на отсечение, это предвещает бурю. Словно пулей из карабина, он пронизывает вас своим правым глазом.
— Что это за человек, который следует за ним? — спросил Кенет.
— Где-то я видел этого типа, но имени его не запомнил. У! Каким лютым тигром он смотрит!
Кенет перевел взгляд на Марка Морау и сухо поклонился. Ответив на этот поклон едва приметным движением головы, Марк соскочил с лошади и бросил поводья слуге, после чего медленно, но решительно повернулся к Кенету. Глухое раздражение, видимо, поднималось в его груди. Не произнося ни слова, он скрестил руки и уставился на Айверсона наглым взглядом.