– Так, по крайней мере, написано в рапорте и протоколе осмотра. Сам я, как ты понимаешь, там не был. Но я обязательно ещё раз проверю.
– Но Татьяна не могла далеко уползти с таким тяжёлым ранением! Ей весь живот разворотило. Когда я вытащила из ямы Лаврушина, то сразу вернулась. Ну может, минут двадцать прошло. Но тоже ничего не нашла. Там этих ходов – уйма.
– Может, немцы с собой уволокли, теперь сложно разобраться.
– Ага, своих бросили, а её утащили? Зачем? Когда я оставила её одну, она уже умирала. Это я тебе как медик говорю. Ладно пошли в квартиру, а то мама, наверное, заждалась. Всё наглядеться на тебя не может.
– Сказал проверю, значит – проверю. Главное сейчас – где этот пресловутый меч? Эх, встретиться бы и хорошенько потолковать обо всём этом с вашим Парамоновым. Та перестрелка на острове была между головорезами из «Аненербе» и его людьми, точно тебе говорю. И наше счастье, что они друг друга перестреляли. А то немцы так и шастали бы туда сюда, – сказал папа и налил ещё по одной, когда мы опять вернулись за стол. – И ещё неизвестно, чем бы это всё закончилось. Представь себе на минуту, что было бы, если бы они внезапно напали на пограничный наряд и уволокли в свой 1939 год пару автоматов Калашникова. Страшно представить. Так что вашему Парамонову в определённом смысле надо сказать спасибо.
– Ну насчёт «спасибо» предателю это ты перегибаешь. Pазведчица Татьяна – это совсем другое дело. Вот кого нужно благодарить. Кстати, личность её установить по архивам не пробовали? Что за разведгруппа была отправлена на остров? Неужели никаких концов не осталось?
– Пока ничего конкретного нет. Мы направили запрос в спецархив. Bозможно, там и сохранились какие-то установочные данные по составу разведгруппы.
– А помнишь, дед рассказывал про свою первую жену Катю? Её ведь тоже забросили в эти места и примерно в то же самое время. Я, честно говоря, когда нашла на сосне закидную антенну от рации, была уверена, что мы нашли место, откуда вела передачу данных Катерина. Но та девушка в подземелье назвалась Таней, значит и антенна принадлежала скорее всего ей.
– Ну, разведгрупп могло быть и несколько. В то время это часто практиковалось. Как только терялась связь с одной группой, немедленно отправляли следующую.
– А Парамонова, насколько я понимаю, вы до сих пор не нашли? Я думала, что ваша контора такого не прощает.
– Не прощает. Ищем, но следов никаких. Скорее всего, у него были безупречно сделанные документы на другое имя. Именно, безупречные, а может, даже и настоящие, раз он нигде до сих пор не засветился.
– А ты надолго в Союз? – спросила я.
– Не знаю, как получится. Может, недели на две-три. Но сколько бы я ни пробыл здесь, а также в моё отсутствие... В общем, хочу тебя предупредить – вижу, как у тебя глазки-то заблестели – никому, никогда и ни при каких обстоятельствах не рассказывай об этом нашем пьяном разговоре. Поняла? – резко спросил отец и в упор посмотрел на меня абсолютно трезвыми глазами, сделав особый акцент на слове «пьяном».
В ту ночь мне снова приснился страшный сон.
– Сэр, что делать с пленником? Он молчит.
Крестоносец внимательно посмотрел на стройную фигуру юноши. Капюшон его балахона сполз с головы, спутанные кудри цвета спелой пшеницы обрамляли красивое загорелое лицо.
– Это один из «посвящённых». На костёр его.
Ни один мускул не дрогнул на лице юноши. Двое крестоносцев подхватили его под руки и поволокли в сторону пылающих в поле костров.
– Эндрю, мы захватили пленника вместе. А при нём было только это.
На широкой ладони рыцаря тускло блеснул золотой медальон в виде мальтийского креста, украшенный рубинами.
– Друг, ты прав, поделим имущество по-братски, – с этими словами крестоносец положил медальон на плоский камень и, взмахнув мечом, разрубил его на две части…
4
Как-то вечером раздался звонок в дверь. Я открыла. Оказалось, это курьер – принёс отцу билет на самолёт. Папу вызывали на работу. Однако в назначенный день отец наотрез отказался лететь, заявив, что у него есть дела и поважнее, и попросил меня сдать билет. На следующий день курьер снова принёс билет. Но на этот раз папа заявил, что не долетит и что, вообще, пусть они все катятся к чёрту со своей Японией. Билет опять пришлось сдать. Так продолжалось три дня. Наконец позвонил сам генерал Тарасов и сказал маме, что следующий понедельник – крайний срок. И если папы не будет в понедельник ровно в 18:00 на борту рейса до Токио, то его ждут большие неприятности. После этого звонка между моими родителями состоялся очень крупный разговор, после которого отец несколько успокоился и согласился лететь. Однако на следующее утро с отцом случилось вообще что-то странное. Я, проснувшись, брела в ванную, когда отец затащил меня на кухню и, прижимая палец ко рту, зашептал: