еврейское население Европы в концентрационные лагеря и в пункты уничтожения.
С неменьшей жестокостью нацисты перешли от геринговского “полного разрешения” к гитлеровскому “окончательному разрешению”. <...> По всей Европе, оккупированной немцами... душили евреев газами и уничтожали их трупы в печах...
К концу войны в Европе недоверчивых мир с чувством отвращения отвернулся от этого преступления - преступления, которое никогда не сможет быть полностью понято, полностью объяснено и должным образом отомщено. <...> Но это было еще не все, потому что нацисты...
влили расовый и религиозный яд в сознание... значительной части населения мира.
...слишком долго потоки клеветы из канализационных труб нацизма оскверняли многие источники человеческого вдохновения, а бациллы ненависти и нетерпимости отравляли их воды. Многие поколения будут нуждаться в нравственном и идейном оздоровлении [3, т. 2, с.854-855].
Г. ФАСТ:
Какое бы множество сил на протяжении европейской истории ни объединялось, чтобы использовать и поддержать антисемитизм, один факт следует твердо установить: антисемитизм в европейской диаспоре евреев был детищем и идеологией... [христианской] церкви, ...чувствительные христиане говорят: “...нельзя возлагать на церковь убийство нацистами шести миллионов евреев, ...церковь никогда не поддерживала этого”.
Гораздо хуже: церковь с самого своего начала организовала антисемитизм в новейшем религиозном оформлении, не пожалев усилий, чтобы привить его католическому населению, и дала его вместе с христианством германским язычникам - как будто для того, чтобы обеспечить многолетний выход болезненной страсти к крови и убийству, которая стала частью Германии так же, как Германия стала частью истории [27, с. 271-272].
М. ГОРЬКИЙ:
...иногда фанатизм делает человека героем, но гораздо чаще - зверем. Религия - в истинном смысле своем - должна бы явиться силою, связующей все человечество в единое целое - силою стремления к
совершенству. Но благодаря глупости и своекорыстию, люди религий Моисея, Христа и Магомета, признавая единого бога, позорно враждуют между собой [6, с. 17-18].
С. БЕРНФЕЛЬД:
В основе библейского иудаизма лежит глубокая религиозная и этическая идея. Ее исходная точка - единство человеческого рода [28, т. 8,с. 951].
Люди объединены, говорит иудаизм, общим Богом - всемогущим и справедливым. Человек - творение этого Бога, значит, жизнь и воля человека священны. Следовательно:
- человек свободен и ответствен за свои дела; свобода
совести и мысли - его права; обязанности его:
благородство желаний и нравственная чистота;
- насилие и война - греховны;
- цель общества - социальная справедливость, цель
личности - любовь к ближнему [28, т. 8, с. 951-967].
ГИЛЛЕЛЬ (еврейский богослов предхристианского времени):
Что тебе неприятно, того не делай ближнему, вот сущность всей Торы; все остальное - только комментарий... [28, т. 6, с. 502].
С. БЕРНФЕЛЬД:
...каждый человек может присоединиться к этому учению. Заповедь любви к человечеству несомненно распространяется и на не-евреев... Здесь ясно обнаруживается универсализм иудаизма [28, т. 8, с. 951].
На том фундаменте вознеслись две религии, под которыми и ныне пол-человечества: ислам (“коран” от древнееврейского “кара” - “читать священное”) и христианство.
З.КОСИДОВСКИЙ:
...первые приверженцы Иисуса не порывали с иудаизмом. Напротив, они тщательно соблюдали все правила моисеевой религии, посещали храмы и синагоги... <...> Лишь в одном они отличались... они верили, что предсказанный библейскими пророками мессия уже появился на земле в облике Иисуса Назорея [30, с. 32].
Рабовладельческий Рим на пороге христианства. Росли города, богатели дельцы, простонародье, разоряясь, теряло землю и хлеб и свободу, кровью рабов запекались поля - бич и меч, и бунтари, распятые вдоль дорог, по которым империя шагала под грохот низвергающихся языческих культов. Никакой прежний идол - городской ли, домашний, племенной, цезарь ли, подобострастно обожествленный, - ни один языческий бог не мог потягаться с ходом истории, никого не мог выдернуть из-под ее колес.
А рядом, в эллинистических городах империи, в Палестине, бунтом начиненной, в самом Риме единый иудейский Бог соблазнял беспомощных язычников и завидной живучестью верных Ему еврейских общин и обещанием царства справедливости на земле. “Мессианистские идеи иудеев и христиан встречали среди деклассированных социальных низов чрезвычайно благодатную почву” [3. КОСИДОВСКИЙ, 30, с. 243].
Многие обращались к иудаизму. Двери синагог, пишет Г. ФАСТ [27, с. 146], открылись даже тем, кто не обрезался, боясь импотенции (ходили и такие антисемитские слухи), - эти “полуевреи” вместе с евреями поклонялись единому Богу и, как знать, не маячил ли то конец извечной людской розни?..
Но еще приманчивей оказались евреи-христиане, братство их общежитии посреди земной муки и вечное блаженство за гробом - все наградой за одну только веру в Иисуса. Бесхлопотный путь, христианский апостол Павел заботливо устлал его непротивлением римской силе, библейской любовью и, рядом, враждой к евреям, отвергшим бога-Христа - потрафил
всем, от провинциального варвара до римского императора, чтобы нетряско катиться христианству из лачуг во дворцы. А следом за Павлом идущие еще более порадели: задним числом присочинили Христу - нагорную проповедь [30, с. 41], Павлу - прославление Любви [31, с. 165], и, красивых мифов напридумав, на дрожжах Ветхого завета круто замесили свой Новый - великолепная вышла опара, на ней по потребности легко всходили и библейское “Не убий” и христианское “Не мир, но меч”. И, конечно, “Бей жидов”.
Но и “Все люди - братья” - это от иудаизма в христианство вросло - не выдрать.
В житии Сергия Радонежского сказано, что его целью было “побеждать страх перед ненавистной раздельностью мира” [43, и 16].
По С. СОЛОВЬЕВУ и В. ЭЙНГОРНУ:
Сын знатного ростовского боярина Варфоломей родился в 1314 году. После смерти родителей Варфоломей ушел и радонежские леса, где построил келью (сейчас здесь Троице-Сергиева Лавра, подмосковный город Загорск). В 1337 году Варфоломей постригся в монахи, приняв имя Сергия.
Он жил в глухом лесу, не видя лица человеческого; один медведь приходил к пустыннику делить с ним его скудную пищу. Спустя два года стали появляться странники, желая возле него поселиться. Сергий их предупреждал: “...место это трудно, голодно и бедно; готовьтесь не к покою и веселию, но к трудам, поту, печалям, напастям”.
Неубоявшихся собралось двенадцать человек. Родился монастырь: несколько бедных келий, огороженных тыном. Сергий “служил всем как раб купленный”: строил кельи, носил дрова и воду, готовил еду, шил платье и сапоги... Руководить братией отказался, пригласил в игумены постригшего его ранее Митрофана и только после его смерти в 1354 году стал настоятелем.
Сергий строго запретил инокам выходить из монастыря для сбора подаяния: каждый должен был кормиться собственным трудом. Монастырь бедствовал, нехватало даже воды и хлеба, - случалось, монахи роптали. Сергий смирял недовольных и своим примером (его одеждой были худшие в монастыре отрепья), и убедительным словом: “вси имеяху Сергия яко единого от пророк” [ЕПИФАНИЙ ПРЕМУДРЫЙ, автор “Жития Сергия”].
Мудрость игумена, честность братии - слава монастыря замерцала во мгле полуживой под татарами Руси, потянулись к нему князья, иноки, смерды - Сергий принимал всех, утешал, наставлял. Обитель богатела пожертвованиями, росла. Греческий митрополит привез Сергию дары и приветную грамоту константинопольского патриарха с благословением на “общинножитие” по византийскому образцу. Это предполагало (как писалось впоследствии в церковных документах): “ни игумен, ни братия не должны иметь ничего своего... есть и пить должны в трапезе все вместе; одежду необходимую должно брать у игумена из обыкновенных, а не из немецких сукон, шубы бараньи носить без пуху, обувь, даже онучи, брать у игумена и лишнего платья не держать”; “чернецам быть у игумена и старцев в послушании”; “а с женщинами сообщаться и разговаривать чернецу хуже всего...”.