Выбрать главу

Окончилась в 1945-м война, раздавлен фашизм. В Нюрнберге, партийной столице гитлеровцев, том самом Нюрнберге, где они приняли в 1935-38 годах антисемитские законы. Международный Военный Трибунал судил главных нацистских преступников - Геринга, Риббентропа, Кейтеля, Розенберга, Кальтенбруннера, Штрейхера, Франка и прочих...

А. ПОЛТОРАК:

Судебный процесс начался 20 ноября 1945 года и закончился 1 октября 1946 года. Трибунал провел 218 судебных заседаний. Протоколы его насчитывают 16 тысяч страниц. Обвинители предъявили 2630 документов, защитники - 2700. Свидетелей было заслушано 240 и, кроме того, изучено 300 тысяч письменных показаний, данных под присягой.

Этот беспримерный судебный процесс поглотил 5 миллионов листов бумаги, весившей 200 тонн. В ходе его было израсходовано 27 тысяч метров звуковой кинопленки и 7 тысяч фотопластинок. Стенограмма каждого судебного заседания для обеспечения максимальной

точности дублировалась звукозаписью и затем сверялась с ней [52, с. 21].

Дотошное разбирательство, публикация невероятного, покаянные сопли подсудимых, и петля в руках американского сержанта Вудда, который за полтора часа очистил землю от наиболее пахучего ее дерьма.

Но в гитлеровских преступлениях участвовало в одной лишь Германии около 5 миллионов граждан. Из них к 1983 году в странах Европы и в Израиле осуждено только 50 тысяч. Один процент!

В ФРГ привлечено к ответственности 87765 человек, из которых после неторопливых (иногда до 13 лет) расследований осуждено - 6456 [53, с. 85-86].

К. СМОЛЕНЬ:

...лишь в декабре 1960 года был арестован последний комендант освенцимского концлагеря Рихард Бер и один из крупнейших садистов и преступников Освенцима... Вильгельм Богер [50, с. 182].

Богер - автор освенцимских “качелей”. Его судили два года. Адвокат Шаллок заверял суд, что качели Богера были сделаны “очень гуманно. Узник находился в положении... плода в утробе матери, то есть все части его тела были защищены” [54, с. 13]. Богера приговорили к пожизненному заключению: в ФРГ в 1949 году отменена смертная казнь.

По Э. РАССЕЛУ (Италия):

Двадцать третьего марта 1944 года в Риме была брошена бомба в отряд германских полицейских, проходивший по улице. 32 немца были убиты и многие ранены.

Ставка Гитлера немедленно приказала командующему немецкими войсками в Италии фельдмаршалу Кессельрингу расстрелять в течение 24 часов по 10 итальянцев за каждого убитого немецкого полицейского.

<...>

Было казнено 335 человек, среди них старик 70 лет, мальчик четырнадцати с половиной лет, человек, оправданный германским судом, и - для ровного счета - 55 евреев, из которых ни один не имел связи с партизанами и часть которых даже не имела итальянского гражданства.

В 1947 г. в Венеции Кессельринга судили, приговорили к расстрелу. Приговор был заменен пожизненным заключением, в 1953 г. Кессельринг освобожден “в знак милосердия” [4, с. 131-132].

1961 год. В Дюссельдорфе торгует X. Иост, убийца сотен тысяч евреев Прибалтики и Белоруссии. Доктор Сикс, один из бывших начальников Эйхмана, заведует рекламой тракторного завода во Фридрихсхафене. Начальник гестапо Люблина и Варшавы Мюллер, пославший в лагеря смерти 1,5 миллиона евреев, не сменил профиль работы: он один из руководителей полиции ФРГ. Бывший начальник 2-го управления гестапо Рауфф - владелец фирмы в Дамаске; где-то в Египте, полагают, благоденствует Крюгер, руководитель СС в оккупированной Польше. Список можно длить без конца [48, № 8, с. 121].

К. СМОЛЕНЬ (Австрия):

...с января по март 1972 года проходил процесс над двумя строителями газовых камер и крематориев в Освенциме. Это были офицеры СС... Суд присяжных в Вене оправдал их [50, с. 188].

Зато - мир. Тишина наконец обволокла демократические страны, и благоденствующие обыватели сладко сопят под конституционным одеялом справедливости. Гарантии свободы и равенства граждан (всех, без каких-либо исключений) накрепко врублены в своды законов.

И. ЭРЕНБУРГ:

...полицейские избивают арестованных мокрыми полотенцами, так что на теле не остается никаких следов, а смерть следует от “неизвестных причин”...

Когда... говорят мне: “Помилуйте, какой же у нас антисемитизм? Взгляните в законодательство, там нет никаких ограничений”, - я вспоминаю мокрое полотенце [55, с. 157].

Г. ФАСТ:

...в 1939 г. германский корабль “Св. Людовик” с 907 еврейскими беженцами пришел в Гавану на Кубу. Кубинцы, руководимые Батистой, отказались принять евреев, а когда корабль приблизился к Майами, государственный департамент (США) приказал береговой охране не допускать высадки даже тех, кто будет прыгать за борт и добираться вплавь. <...> “Св.Людовик” поплыл обратно в Европу, где Бельгия, Англия, Нидерланды и Франция предоставили пассажирам убежище.

<...>

[В 1921 г. США установили норму иммиграции - 150 000 человек в год], ...за десять лет, с 1933 до 1943 года, когда началось главное уничтожение евреев. Соединенные Штаты могли бы принять 1 500 000 иммигрантов. Они допустили к себе только 476 930 человек, из них евреями были 165756. Таким образом, шесть миллионов евреев умерли, пока Соединенные Штаты принимали ежегодно примерно 16000 беженцев. <...> Великобритания вела себя не лучше, хотя... ее просили даже не о въезде евреев в страну, а лишь о разрешении им проследовать в Палестину [тогда подчиненную Англии], где частные еврейские фонды и организации могли бы предоставить им кров и пищу.

<...>

В 1939 году правительство Великобритании вполне ясно увидело облик нацизма однако именно в этом году оно издало закон, ограничивающий еврейскую эмиграцию в Палестину пятнадцатью тысячами человек в год. И даже когда... Англия боролась за самое свое существование против армад нацистских бомбардировщиков... она нашла время и людей и корабли, чтобы выслеживать каждое судно, которое пыталось доставить еврейских беженцев в Палестину. Даже тот факт, что тридцать тысяч палестинских евреев вступили добровольцами в британскую армию и воевали и умирали в Африке, не оставил царапины на твердой глыбе антисемитизма, таящегося в определенных кругах британского правящего класса... [27, с. 353-355, 366].

Н. ГОЛЬДМАН:

Никогда не забуду своего двухчасового разговора с Вэйвлом, представителем британского командования... Он был заместителем Эйзенхауэра. Я показывал ему телеграмму польских подпольщиков и просил союзников разбомбить крематории Освенцима, чтобы фашисты хотя бы полгода не могли их восстановить. Вэйвл категорически отказал, говоря, что бомбардировать можно только военные объекты [49,с.25].

***

Антисемития. Страна страха. Черная тоска пейзажей: пропасти подлости, лес виселиц, болота лжи... Шевеление могил в тумане испаряющейся крови, коченеющая земля, холодный пот росы и пепел на полях, человеческий пепел...

Но живет планета смешная, даже - по слухам из космоса - голубеет нежно. Откуда воздух этот, цвета неба и лесов, ярость моря, гордость гор? Откуда грация кошки и свет человеческого лица?

Откуда взлохмаченное ветром утро в солнечном закоулке анекдотической страны, послештормовой бег облаков, клочья волн на безлюдном пляже и прибрежный, стеклянной шкатулкой в купе магнолий, ресторан, согласно местной диалектике закрытый в том смысле, что двери его заперты, и одновременно открытый для тех, не чуждых, кто, вальяжно осадив неподалеку свои кошачьи “Волги”, бережно хлопали дверцами машин и, через кухню проплывя, возникали внутри этого аквариума как бы чудесно прошедшие сквозь стеклянные стены, возникали за столом, где брат директора ресторана и сам директор еще больший, Сулико, крутил отлаженную машину застолья в честь своих московских гостей, Жени и Тани. “Евгений” и “Татьяна”, - говорил Сулико, значительно подняв палец, - какой пушкинский перезвон имен, слушай!”, и восхищенно щурил светло-голубые глаза, удивительный альбинос-кавказец: белые волосы, белые брови, белые усы, в теле - выхоленность, в лице - томление, - владетельный князь зоны оздоровления, директор дома отдыха, Сулико Зурабович, впрочем, здесь все по имени, без отчества, неважно, сколько лет, просто я - Сулико, он - Шалва, ты - Женя, она - Таня, вот Гиви - директор этого домика, где кушаем, это - Ахмат из Казани, доктор наш, а это - Омари, знаешь Омари? слушай, почему не знаешь Омари? - и, подняв рюмку, весело искрящуюся водкой: - Дорогие, хочу как тамада немножко познакомить уважаемых гостей с моим другом Омари. Вот он сидит и немножко улыбается... Конечно, у нас все знают, какой Омари красивый и умный, замечательно живет, четверо детей, понимаешь, сыновья растут, жена-красавица, в гараже импорт, машина “Мерседес” - одна на всем побережье... Очень уважаемый человек Омари, все знаем, да? Но я хотел бы с удовольствием немножко другое сказать. Вот, понимаешь, взять меня: я, конечно, человек не очень чтобы большой, но имею некоторый домик, так - два этажа, ну еще, как называется? -мансарда, да? - не очень, конечно, домик, двенадцать комнат... Зато детей тоже двенадцать. Честное слово, я жене сразу сказал: зачем работаешь? иди в декрет, она семнадцать лет назад пошла, до сих пор в отпуске, даю слово, восемь мальчишек, понимаешь... Да... Хочу объяснить, уважаемые гости: дома у нас хорошие, но, конечно, юг, тепло, к холодам не приспособлено. А бывает иногда холодная зима, дождь, ветер, в окна дует... Просто не знаешь, что делать: замерзают эти маленькие негодяи, мои дети, замерзает жена - между прочим, не самая некрасивая женщина... Слушай, если женщину не согреваешь - какой ты муж?! И дети плачут... Совсем пропали, да? И тогда я иду к своему другу Омари: “Выручай, дорогой!” И Омари говорит: “На, бери!” и дает мне два мешка денег, и я топлю деньгами печь и согреваю своих двенадцать разбойников... Я очень прошу, дорогие, поднять бокалы за здоровье моего щедрого и красивого друга Омари. Чтобы ему никогда не знать горя и болезней, и ему, и его детям!