Я свыкся с мыслью, что погибну вместе с ними. Кто-нибудь проболтается нечаянно или не выдержит, донесет. Ведь случалось, что зрелые люди, иной раз с безупречным прошлым, предавали за еду, за должность, чтобы хоть немного отсрочить пытку или смерть. А тут были дети... и все триста знали обо мне.
Ни один из них не выдал. Они прошли мимо меня к крематорию, шлепая по грязи маленькими ступнями. Эсэсовцы с собаками сопровождали их, а вальс Штрауса, лившийся из репродукторов, забивал их последний след [87,1978, № 3, с. 236-237].
В июне 1942 года Корчак провел церемонию освящения знамени Дома Сирот на могиле бывшего сотрудника Дома врача И. Элиасберга. Празднично одетые дети, во главе процессии - сгорбленный Доктор и сотрудники, старшие мальчики со знаменем: щит Давида на зеленом поле, с обратной стороны - лист клевера. Дети дали клятву “жить в любви к людям, для справедливости, правды и труда” [103, с. 398].
Я. КОРЧАК (в четырнадцатилетнем возрасте):
Я существую не для того, чтобы меня любили и хвалили, а для того, чтобы я действовал и любил. Не окружение обязано помогать мне, но я обязан заботиться о мире, о человеке [103, с. 344].
Я. КОРЧАК (из последних дневниковых записей):
4 августа [1942 г.].
Мое участие в японской войне. Поражение - крах.
В европейской войне - поражение - крах.
В мировой войне...
Не знаю, как чувствует себя и чем чувствует себя солдат победоносной армии.
Журналы, в которых я сотрудничал, закрывались...
Мой издатель, разорившись, покончил с собой [103, с. 375-376].
1978 год - год столетия со дня рождения Генрика Гольдшмита - Организация Объединенных Наций объявила Годом Корчака.
Я. ВЕЧОРЕК (речь в Треблинке 31 мая 1978 года):
ЧЕСТЬ ПАМЯТИ ЯНУША КОРЧАКА
Что является его настоящим величием, сделавшим его легендой?..
Думаю, что в сущности Януш Корчак был человеком сильным и мужественным, что понимал все значение своего поступка, что решился на него не только из любви к детям, которых вел на неминуемую гибель...
Смерть Януша Корчака, именно такая смерть, вместе с горсточкой своих воспитанников... имеет черты заранее рассчитанного и сознательно разыгранного спектакля, предназначенного для зрительного зала, в котором сидел весь еще не тронутый войной мир.
Это был крик протеста, обращение к тем, кто не верил в гитлеровские зверства, к миру, не способному ни на что, кроме жестов сочувствия, выраженного пустыми словами, к миру, не способному на возмездие Германии за то пекло, которое она разожгла на востоке Европы.
<...>
Может быть, именно сознавая, как сильно он был бы нужен живой десяткам тысяч других сирот, и все-таки идя на верную смерть с горсточкой детей, - может быть, он как раз и считал, что его жест разбудит мировую совесть, прорвет молчаливое согласие сильных мира сего.
Именно в этом и прежде всего в этом - величие поступка Старого Доктора.
<...> Несколько десятков лет спустя западнонемецкий драматург Эрвин Сильванус пишет пьесу “Корчак и дети”, которую поставили более 70 европейских театров. Ее автор публично заявил в прессе, по радио и телевидению: “Я хотел хотя бы в миллионной доле компенсировать полякам и евреям страшный ущерб, который им нанесли мои сородичи”.
<...>
Мы хотим, чтобы Януш Корчак всегда жил среди нас, чтобы его смерть имела великий, глубокий и гуманистический смысл, чтобы никто не был равнодушен ко злу, ко лжи, к подлости.
Таково Его завещание, завещание ненаписанное, завещание, переданное улыбкой, той внешней безмятежностью, с которой он шел в свой последний путь с детьми, которых любил более всего.
Нам нельзя забывать о завещании Януша Корчака.
Склоним головы перед Его прахом.
Склоним головы перед Его делами.
Отдадим им честь и не позволим никому и никогда их убить [64, с.20-23].
Ненависть Сергия Радонежского к “розни мира” Андрей Рублев выразил изображением Любви. В его “Троице” - сочувственное единение людей, нерасторжимость божественного духа и земной плоти, универсальности мира и уникальности человека. Сияние красок, волнение линий, живая нежность ликов, распев пейзажа, небесный свет - все слито в гармонии единства. Совершенен мир Добра, идеальный мир Любви.
Авраам и Сарра угощают странников - немудреный сюжет поднимается в иконописи до высоты общения человека с Богом. Мысль Рублева взмывает по спирали к неразрывности связи между людьми и - спираль пружины - к воплощению российской, из-под татар, мечты о соединении в нацию лапотных толп. Еще виток: идеал взаимной любви. Наконец: утверждение изначальной человечьей тяги к тишине и доброте.
Оставив зрителю волю довообразить житейские подробности, Рублев убрал из иконы Авраама, Сарру, слуг, обычную пиршественную оснастку, чтобы на освобожденном пространстве внятно явить верховную идею: слияние человеческого и Божественного начал через постижение главенствующей правды, правды всеобщего братства в Любви.
Мир беспределен, как же не быть в нем места радостному ладу?
Путь не заказан.
Путь указан. Круговая композиция “Троицы” - не только выражение цельности мира. Кругом глаз увлекается в середину, к чаше, и, одинокая на голом столе, она властно держит взгляд. Трое ангелов, равно отдаленных от чаши, обращают к ней руки, к ней склоняются головы.
Чаша - знак объединяющей трапезы. И - жертвенная чаша.
При обратном ходе глаза, центробежном, мотив чаши, чем ближе к гармонии объединяющего круга, тем звучнее: ее контуры увеличенно повторены линиями фигур боковых ангелов, зеркально отражены очертаниями среднего ангела... С плоскости иконы всей многомерностью мира вздымается мысль о жертве: невозможна без нее благодать.
Аврааму возвещена радость отцовства. Но ангел указывает на чашу: к счастью - через муку великой жертвы. Закласть не себя - этого мало! - единственного сына. Только убедившись в готовности Авраама к ужасу сыноубийства. Бог остановит его руку и тем откроет путь к Себе, к высшему благу (а роду Авраама - к продолжению жизни).
Высшее благо человечества - мир, единение, взаимопонимание, любовь. Путь к нему - мученический путь Авраама, через жертву. В сады Добра - сквозь тернии страстей.
В согласии людей - жизнь человечества, в розни мира - смерть его.
Для сохранения вида природа жертвует особью. Рублев вместо “природа” говорил “Бог”. Диктат семантики: “особь” = “себя”. Жертвовать собой.
Ради сплочения человечества Христос взошел на Голгофу.
С призывом к любви на страдающих устах...
Я. КОРЧАК:
Я никому не желаю зла. Не умею. Не знаю, как это делается [103, с. 376].
“Дети живы... И Пандоктор жив... Ходят по селам. Где добрый человек живет - в дверь стучатся...”
В Вашу дверь они стучали?
А в Вашу?
А в мою?
Что-то со слухом у нас плохо...
8. ВСЛЕД
В концлагере при дорожных работах щебень уминали катком - невпроворот тяжкими каменными валками, соединенными с оглоблей, которую тянули запряженные узники. Скелеты в полосатых лохмотьях, намертво пристегнутые к оглобле, рвали жилы, путались в постромках, карабкались в крови, в поту, в гное из ран, в испражнениях на ходу – агонизирующее тягло, а верхом на оглобле, с кнутом, пасть в гоготе, - надсмотрщик, капо... Всхлест кнута, вопль команды, вой прибитого, хрип, дрожь последнего ужаса в опадающих наземь лохмотьях, а упряжка переступает, переваливает через павшего, и каток медленно наползает на корявую груду - хруст костей, вскрик, стон... Хлюпнула кровь, лопнул череп - детская хлопушка, скрип щебня смягчился лепешкой спрессованного тела. И под развеселое “Вперед, клячи!” ослепшие, оглохшие, обезумевшие люди - уже нелюди, уже неживые - проволакивают каток, оставляя на выглаженной дороге разноцветное пятно из серых полос одежды, белых обломков скелета, розовых блесток кишок, красной, чернеющей на солнце крови... След человека, до ближайшего дождя...