Лида била на устройство выгодного служебного положения своему мужу и только в этих видах щадила его ещё сколько-нибудь. Она устраивала его служебные связи ценою самых бесцеремонных отношений к сильным мира и при своей настойчивости и решительности действительно достигла того, что Овчинникову дали значительное место в одной из великороссийских губерний. Случайно это был тот самый город, в который был переведён когда-то инженер Нарежный. С первых дней своего пребывания Лида, на раздумывая, стала с Нарежным в то же положение, в котором она стояла так недавно к графу Ховену, и которое теперь не только не пугало её, даже составляло для неё непреодолимую потребность. Надо отдать справедливость Лиде, что её связь с Нарежным если отличалась меньшим благоразумием и сдержанностью, то зато была проникнута гораздо более искренним чувством.
Татьяну Сергеевну пристроила старая тётка, вдова старинного полкового генерала, поместив её вместе с собою во вдовьем доме, где весёлая генеральша под гнётом обстоятельств скоро обратилась в настоящую изношенную старушку, мечтающую, как ребёнок, о своей чашке кофе и о своём гран-пасьянсе. Боря определён на казённый счёт в Пажеский корпус. M-lle Трюше перенесла свои французские трещотки в очень аристократический дом барона Фиркса, где к неистощимому арсеналу её поучительных рассказов о российских дворянских фамилиях прибавился эффектный роман о разоренье дома Обуховых, он неблагодарной дочери, неблагоразумной матери и неблагородном зяте. Мисс Гук также получила законное удовлетворение своих вкусов, поступив надзирательницею и учительницею английского языка в Annenschule, где она сделалась суха и плоска, как хорошо высушенный в гербарии образчик и без того сухого растения. Кроме того, лондонское библейское общество пригласило её в члены своего петербургского отделения, и строгая мисс каждый четверг аккуратно присутствовала на его заседаниях, изображая собою живую эмблему столь же скучной, сколь едкой пуританской морали. Судьба дома Обуховых и для неё служила весьма благодарною темою для наставлений в добродетелях, особенно же в послушании, так как гибель Алексиса упрямая мисс до сих пор продолжала приписывать ничему другому, как недостатку послушания относительно своей наставницы.
Суровцовы уже никогда не виделись больше с Татьяной Сергеевной. Но Лиду они раз встретили в крутогорском вокзале, где они поджидали с своим тарантасом Дашу из Москвы. Это было через два года после их заграничного свидания. Суровцовы натолкнулись на Лиду в компании кутящих инженеров; Нарежного уже не было, и Лиду неотлучно провожал седой молодцеватый полковник, увешанный орденами и золотыми жетонами. Суровцову сказали, что это строитель каких-то важных дорог, сделавший себе огромные деньги. Шампанское лилось рекою у стола, где кутили инженеры, и Лида не отставала он мужчин, с шутливым хохотом опрокидывая бокал за бокалом. Когда Лида заметила Надю с Суровцовым и подбежала к ним с наигранною радостию, её пышные, бросающиеся в глаза наряды, жемчуг и брильянты произвели на Надю содрогающее впечатление; бархат и кружева Лиды казались Наде пропитанными какою-то такою отвратительною грязью, и дерзкие, слегка опьяневшие глаза Лиды казались Наде такими бесстыдными, что у неё едва достало воли расцеловаться с нею по-прежнему. Завистливым, злорадным взглядом окидывала Лида наивную красоту и свежесть своей подруги детства, и её истасканное, ещё не совсем загрубелое сердце обливалось едкою горечью при виде этого честного счастия, этого священного достоинства любящей и любимой жены. Пьяные голоса бесцеремонно звали Лиду, по-видимому, давно привычного участника их оргий, а Лида, побуждаемая каким-то гадким инстинктом, развёртывала перед Суровцовым все батареи своего кокетства, бесплодно рассчитывая подразнить и обеспокоить Надю.
— Ты ему не верь, Надя, как бы он ни притворялся влюблённым , — наивничала она. — Мужчины все вруны, им нужны только первые цветочки; сорвут, а там и задирают нос. Ведь ты знаешь, твой благоверный был в меня по уши влюблён. Он сам тебе скажет… Смотри, я отобью его у тебя. Опять в меня влюбится, если захочу. Их брат на том стоит. Им изменить женщине всё равно, что перчатку надеть. Ведь правда, вы были в меня ужасно влюблены, Анатолий Николаевич? — тарантила Лида.