Что касается сложившихся пристрастий в области искусства, то они, в основном, традиционны. Люблю те книги, в которых обо всём рассказывается естественным языком, даже о вещах не вполне естественных. Люблю ту музыку, в которой могу поймать и понять мелодию; живопись, где в состоянии уловить мысль и намерение художника. Пытаться угадывать мне не слишком интересно, а возможно, просто лень. Но всё это отнюдь не означает, что я хоть в какой-то мере осуждаю то, чего не понимаю или ленюсь понять. Ни в коем случае. Уважаю всех мастей модернистов, не позволяю себе ни осуждать, ни сбрасывать со счетов, к примеру, нашего Айги или ихнего Аллена Гинзберга; Пелевина или Нарбикову; Э. Денисова или С. Губайдулину; Брака или Магрита. (Фамилии взяты почти произвольно.) Пожалуй, придерживаюсь мудрейшей формулы товарища Мао Дзедуна «Пусть расцветают все цветы» — с той только разницей, что не стал бы, в отличие от великого кормчего, срезать им головки, если они, поверив, действительно расцветут.
Похожее происходит со мной и в вопросе о вере. Будучи по сути неверующим, я никогда, даже в пионерско-комсомольском возрасте, не был истовым безбожником, не позволял себе оскорблять чувства верующих, вступать с ними в дурацкие диспуты, заявляя, как Остап Бендер, что «Бога нет» или вопрошая: «Почём опиум для народа?..» С возрастом интерес и пиетет к религии во мне росли, и в последней своей книге воспоминаний я осмелился порассуждать на эту сложную для меня тему. Если говорить совсем коротко, то нелепо не видеть, что развитие человечества с определенного момента шло в русле различных религиозных верований, убеждений, учений. Какую все они играли роль на определённых этапах, вопрос другой. Разумеется, это относится и к России. Однако меня не могло не удивлять то, с какой быстротой вековая религия почти полностью выпала из сознания большинства жителей нашей страны, многие из которых вместо того, чтобы хотя бы затаиться в своей вере, стали активными её гонителями. И не менее удивительным кажется, что страна, стоявшая на тысячелетнем фундаменте крепчайшей веры, после того, как он был сломлен, не рухнула в одночасье, а продолжала развиваться — пусть по иному пути, но развиваться…
Неизмеримо проще ответить на вопрос о моём образовании. После школы, не по влечению души, а от безразличия к своей судьбе, решил поступить в ленинградскую Военно-транспортную академию. Окончить её и получить ненужный мне — в силу полной неспособности к технике — диплом инженера помешала война, которую прошёл от Москвы до Вены. После демобилизации закончил московский Педагогический институт, преподавал в школе, затем занялся литературой: сначала переводами стихов и прозы — в основном, с английского.
Первой серьёзной публикацией смею считать книгу рассказов (для детей), опубликованную в издательстве «Детская литература» в 1964 году. Некоторые из этих рассказов нравились мне своей, как я полагал, «психологичностью» — иначе говоря, проникновением в душу подростка, вкупе с забавностью сюжета и определённой долей ироничности и юмора. Наиболее удачным произведением этого периода считаю повесть «Кап, иди сюда!» («Детская литература», 1965 г.), где главный её герой, спаниель Кап, явился в некотором роде лакмусовой бумажкой человеческих характеров и взаимоотношений.
Из более поздних публикаций мог бы назвать удачными (в собственном, естественно, понимании): рассказ «Принц» (в книге «Укротители черепах», «Детская литература», 1968, отдельное издание в 1995 г.); повесть «Юниоры» («Молодая гвардия», Москва, 1974 и г. София, 1978 г.); повесть «Я — Робин Гуд» («Детская литература», 1972 и г. Прага, 1980); и для более взрослого читателя: ироническая повесть «Жизнь и приключения Маэлса Кандидова», Израиль, 1989, а также недавно вышедшие (теперь уже четыре) книги моего «воспоминательного» романа, который пишу и сейчас («Знак Вирго», «Мир и война», «Малая Бронная, 12», «Лубянка, 23»…).
О наиболее значительных событиях в жизни. Не думаю, что отличаюсь большой оригинальностью, но устроен так, что даже самое, казалось бы, малосущественное происшествие (размолвка с женой, спустило колесо автомашины, обхамил продавец) может выглядеть чуть ли не глобальным. Если же, как говорится, по большому счёту, то, разумеется, значительной вехой была для меня смерть Сталина, не говоря уже о войне с Германией или об окончании единовластия одной партии. (Не хочу этим сказать, что безоговорочно нравилось или нравится то, что последовало за всеми этими событиями…)