— Добрый вечер, сударь! — прошептала фигура в вуали.
— А где маркграфиня? — в ужасе воскликнул Иван.
— Сейчас она будет здесь. Ей нелегко подняться.
Иван подвел даму к кушетке и попросил сесть.
— Не ходите за ней! — остановила его графиня. — Она сама скоро явится сюда. Вы ведь охотно примете ее, не правда ли?
— О, графиня!
— Никаких громких фраз! — оборвала его дама. — Мы здесь не затем, чтобы говорить друг другу приятные вещи или обмениваться любезностями. Мы пришли с жестоким требованием. Ответ ваш должен быть кратким: «Oui ou non!».[178] Ангела желает остаться здесь!
— Здесь? — оторопело переспросил Иван.
— Вот именно! Вы не ждали этого? Здесь, рядом с вами. Навеки! Остаться здесь навсегда. Жить вместе с вами, не расставаясь. Она так желает и имеет на это право!
Изумление Ивана все возрастало.
Тут раздалась тяжелая поступь, в коридоре послышались шаги нескольких мужчин. Дверь снова отворилась, и четверо работников внесли металлический гроб; посередине его белый венок из кованого серебра окаймлял бондаварский фамильный герб, а под венком золотыми буквами было выгравировано имя: «Ангела Бондавари».
Гроб поставили на большой дубовый стол.
Иван застыл неподвижно, как статуя, устремив взор на венок и надпись.
Теуделинда поднялась с места и взяла Ивана за руку.
— Вот она перед вами, графиня Ангела Бондавари, и она просит вас, владельца Бондавара, уделить ей немного места в замке, предоставить ей узкое брачное ложе в склепе ее предков, где ей предназначено ждать жениха всех страждущих — Иисуса Христа.
— Как это случилось? — выдавил из себя потрясенный Иван.
— Как случилось? Очень просто. Бросьте розу в огонь и спросите через минуту, как могла она обратиться в пепел. Я только что слышала ее смех. Она в тот час была не обыкновенно весела. Ей досаждали, а она смеялась. И по дошла слишком близко к камину. В следующее мгновение я услышала ее крик, и она предстала передо мной объятая пламенем.
— Сгорела! — воскликнул Иван, закрывая лицо ладонями.
— Не бывало еще алмаза, который горел бы так ярко!
— И не оказалось никого поблизости, кто бы кинулся ей на помощь?
— Никого поблизости? — повторила графиня. — А кем должен был быть этот «никто»? Разве не поднял вас с по стели в полночный час ее крик: «Иван, помоги!» Разве не слышали вы, как вас зовут по имени? Не видели перед собою живого факела — словно ангела в адском пламени? Где вы были тогда, отчего не бросились к ней, не потушили ковром горящую на ней одежду, отчего не схватили в объятия, не удержали, не вырвали силой из рук смерти? Вы — этот «никто»! И вот она с вами и говорит вам: «Теперь и я — никто. Будем же вместе».
Сердце Ивана железными тисками сжала какая-то неведомая боль.
— Двое суток она промучилась в нечеловеческих страданиях! — продолжала Теуделинда. — Когда я думаю о ней, я теряю разум, а думаю я о ней непрестанно. До последнего вздоха она была в памяти. И говорила… Впрочем, зачем вам знать, что она говорила? В последний час она попросила перо и что-то написала вам.
Ее письмо здесь, в конверте. Не вскрывайте и не читайте, пока я тут; все равно я ничего не могу вам объяснить. Если у вас есть к ней вопросы, спросите ее. Вот ключ от гроба. Я вручаю его вам.
Иван в замешательстве отстранил от себя этот дар.
— Чего же вы испугались? Вы боитесь открыть замок? Не содрогайтесь! Она набальзамирована. И лица ее не коснулся огонь. Вы увидите даже, что на устах ее улыбка.
Иван пересилил себя, открыл запор, поднял крышку гроба и взглянул на лицо Ангелы.
Нет, она не улыбалась больше, лицо ее было холодно и бесстрастно. Как тогда, на лесной просеке, когда он опустил ее бесчувственную, на поросший мохом пень.
Она лежала на белой атласной подушке, такая спокойная, что Ивану показалось: окликни он ее сейчас, как тогда, и она на мгновение откроет глаза, чтобы гордо бросить: «Мне ничего не надо!» — и снова уйдет в иной мир.
Мраморное лицо ее, с неподвижным изломом бровей, было несказанно прекрасно даже сейчас, но Иван удержался и не коснулся его поцелуем, как удержался тогда. А ведь, наверное, на него не рассердились бы за это тогда, как не рассердились бы и теперь.
Как тогда брошью, сейчас крышкой гроба он прикрыл прекрасную тайну. Ни у живой, ни у мертвой не вправе был он вырвать эту тайну.
— Возьмите ключ! — сказала Теуделинда. — Он ваш, как ваши гроб и сокровище, что покоится в нем. Так было завещано. Вы — хозяин склепа. Ваша обязанность — похоронить ее там. Теперь уж вам не убежать от нее.