Сегодня же она достала талисман, в котором черпала силу, — портрет господина аббата. Она поставила его перед собой на пюпитр книжного столика и погрузилась в созерцание. В самом ли деле он сверхъестественное существо, по слову которого поднимаются затворы, рассеиваются призраки, закрываются двери преисподней? Невозможно даже представить себе, что это свершится.
Чем дальше шло время, тем беспокойнее билось ее сердце. Теперь оно билось уже не из-за ночных привидений — причиной был новый призрак.
А если все же этот человек постучит в полночный час в дверь ее спальни? Кто он тогда? Фокусник или святой?
Время медленно подползло к полуночи. Колокола башенных часов с дребезжаньем пробили в ночной тиши.
Как обычно, с последним ударом часов из подземелья послышалась мелодия призрачной мессы.
Но теперь графиня не прислушивалась к ней.
Она пыталась уловить, не доносится ли из соседних комнат скрип открывающихся дверей, не поворачиваются ли дверные ручки, не звякает ли ключ в замке, не приближаются ли шаги?
Ничто не нарушало тишины.
Прижавшись к двери, она слушала. В комнатах тишина, ни шороха.
Минуло четверть часа после полуночи.
За это время на бесовской оргии в подземелье благочестивое пение под орган сменилось мерзким разгулом. Там, внизу, выли, хрипели, хохотали и возились с таким шумом, будто все черти ада дали друг другу слово сегодня особо отличиться.
«Он не придет», — сказала себе графиня, и по всему телу ее пробежали мурашки. Немыслимо ожидать от человека того, что под силу лишь духу-искусителю. Она направилась к алькову, чтобы лечь.
В эту минуту раздался стук в дверь.
И знакомый голос тихо, но твердо произнес условленный пароль: «In nomine Domini aperiantur portae fidelium!»
Графиня вскрикнула.
Она собрала все душевные силы, чтобы не потерять сознания.
Это действительность! Это не сон! Не галлюцинация.
Он здесь, у двери.
Вперед!
Графиня подбежала к двери и отворила ее.
Острота момента удесятерила силы ее души.
Кто бы он ни был, сумевший до нее дойти, — грабителем, чародеем или святым, пусть он теперь попробует потягаться с нею! Пол, на котором он сейчас стоит, это мост вздохов над глубоким подземельем, стоит нажать кнопку потайной пружины — и пришелец рухнет в темную пропасть. Графиня поставила ногу на кнопку и распахнула дверь.
Перед ней стоял господин аббат. На нем не было облачения, он был одет в черное до колен пальто, в руках он держал не святые дары, а здоровенную плетку из кожи носорога и закрытый фонарь.
— Ни с места! — повелительно вскричала графиня. — Прежде чем переступить порог, скажите, как вы прошли ко мне: с помощью бога, людей или дьявола?
— Графиня! — произнес аббат. — Осмотрите сами свои комнаты. Все двери отворены. Я прошел в замок через раскрытые двери. А как я попал во двор, расскажу потом.
— А моя прислуга? — спросила пораженная графиня — Которая спит в комнатах?
— Пологи над всеми кроватями опущены, я туда не заглядывал. Если они спят, то спят глубоким сном праведников.
— Непостижимо!
Силы оставили графиню.
— Прошу вас, войдите!
И она рухнула в кресло. Шум в склепе достиг кульминации.
— Вы слышите этот гам?
— Слышу и понимаю, в чем дело! Я пришел затем, чтобы положить этому конец.
— Вера дала вам для этого оружие?
— Только плетку! — сказал аббат, сжимая в руке крепкую плетку.
— Неужели вы не различаете в этом гаме голос моего предка Ласло? — спросила графиня, обеими руками цепляясь за локоть господина аббата. — Неужели вы не слышите ужасного хохота моих пратетушек?
— Чьи это голоса, мы сейчас узнаем, — уверенно и спокойно произнес аббат.
— Как? Что вы хотите?
— Спуститься к ним.
— Туда? Зачем?
— Чтобы привести в исполнение приговор. Вы обещали, что пойдете вместе со мной.
— Я обещала? — произнесла графиня, в испуге прижимая руки к груди.
— Вы сами того пожелали.
— Верно, верно! Но сейчас я в таком замешательстве, у меня ум за разум заходит. Ваше присутствие здесь! И этот жуткий адский шум там, внизу! Я боюсь!
— Как? Вы столько раз одна спускались к призракам, а теперь боитесь сойти туда вместе со мной? Дайте мне руку!
Графиня, вся дрожа, вложила вялую руку в ладонь аббата, и, ощутив мужественное пожатие, почувствовала, как по жилам ее разливается непривычное тепло, она обретает уверенность, энергию, перестает дрожать, в глазах у нее больше не рябит, сердце бьется спокойней. Мужская рука придала ей силы.
— Идемте, — произнес аббат, сунув плетку под мышку и увлекая графиню за собой. — Где ключи от лестницы и залов, через которые нам надо пройти?
Графиня чувствовала, что не может отпустить его руку: не хватит ни физических, ни душевных сил. Она доверилась ему. Укрылась под его крылом. Теперь она уже вынуждена следовать за ним, куда бы он ни пошел, хоть в саму преисподнюю.
Она молча указала на античную консоль, на которой лежали связки ключей.
Аббат сразу выбрал нужную связку. И в этом не было чуда. На бородке ключа стоял опознавательный крест. Это был ключ от часовни.
Обитая ковром дверь открылась, и на первой же ступеньке господин аббат убедился в том, в чем был и раньше уверен: лицо его окутала густая паутина, графиня никогда не ходила по этой лестнице.
Но сама Теуделинда еще не очнулась от наваждения. Встречаются подчас нервные натуры, которым так живо снятся никогда ими не виданные места, что, если они однажды попадают туда наяву, им кажется, будто они уже здесь бывали.
Спускаясь за своим проводником по лестнице, графиня шепнула ему:
— Там наверху одно окно разбито, через него врывается ветер.
И в самом деле, там, где винтовая лестница делала поворот, они увидели маленькое разбитое оконце в нише, которое служило для освещения лестницы днем.
А ведь графиня никогда его не видела. Они дошли до двери в библиотеку.
— Страшнее всего идти через библиотеку, — сказала графиня. — Луна сквозь стеклянную крышу рисует на мрамор ном полу белые узоры, и его мозаика становится похожа на таинственные письмена. В углу между двумя шкафами в нише за стеклом стоит скелет. Слева в старинном застекленном шкафу лежит восковая посмертная маска святого Игнатия Лойолы.
Вероятно, в нежном детском возрасте графиня слыхала это от своей няньки.
Все оказалось так, как она говорила. Свет луны проникал сквозь стеклянную крышу; в нише стоял скелет, и в шкафу под стеклом лежали в ряд восковые посмертные маски.
Однако нога графини никогда здесь не ступала. Пол комнаты был покрыт тонкой пылью, которую называют «солнечной» и чьи атомы мы видим пляшущими в лучах солнца, проникающих в наши окна. За десятилетия на полу и мебели образовался слой этой пыли. Нигде не было заметно следов ног.
В ту минуту как графиня и аббат вступили в библиотеку, в соседней с ней часовне шум стих. Призраки умолкли. Но музыка не прекратилась. Из-за двери часовни доносилось некое подобие органной музыки, словно прелюд перед мессой. Но и он звучал какой-то пародией, будто в органе засели мурлыкающие что-то нечистые духи.
Задыхаясь от ужаса, графиня остановилась у двери часовни и судорожно уцепилась за господина аббата, не давая ему отпереть двери. Она дрожала всем телом.
Что за ужасные звуки?
И тогда в часовне грянула «Vesperae».[41]
Один голос, подражавший песенным руладам мессы, начал: «Bacche, ad haustum intende!»[42] Другой ответил в том же тоне: «Et ad potandum festina!»[43] Затем, словно кто-то быстро читал текст священной книги, последовало: «Gloria Baccho et filiae ejus Cerevisiae et Spiritus Vini, sicut erat in Baccho natus et nunc et semper et per omnia pocula poculorum, Stramen!»[44] Графиня почувствовала, что леденеет, к страху присоединился ужас!
41
Вечерня (лат.). К следующей далее пародийной литании Йокаи делает такое примечание: «Заодно замечу, что эта отличная латинская поэма является древним оригинальным произведением, автор которого жил в эпоху «красных монахов», как в старину народ называл францисканцев».
44
«Слава Бахусу и детям его, пиву и винному спирту, ибо он есть в Бахусе родившийся, и ныне и присно и в кубки кубков. Опрокинь!» (лат.)