Только такой и могла быть судьба «идеального капиталиста». Интуицией художника чувствуя исключительность своего слишком гуманного героя в мире собственников, Йокаи наделяет Беренда чертами романтическими и мало реальными. И все же логикой развития действия, правдивым описанием грязных приемов конкуренции Йокаи подводит своего героя — «рыцаря без страха и упрека»- к неизбежному разорению. Лишь в последний момент, желая во что бы то ни стало доказать триумф большого ученого над буржуазными аферистами всех мастей, он прибегает к своему излюбленному приему романтика: благодаря никем не предвиденной, маловероятной случайности добро торжествует.
Всем романом, в первую очередь образом Ивана Беренда, писатель-либерал стремится убедить власть имущих: смотрите, таким должен быть каждый из вас, и тогда наша несчастная страна, раздираемая противоречиями, превратится в безмятежный земной рай, обитель спокойствия и процветания, где не будет ни стачек, ни забастовок.
Протестуя против жестокой несправедливости общественных отношений капитализма, писатель не видел тех сил, которые могли бы разрушить буржуазное общество. Фигура рабочего-бунтаря отталкивала и страшила Йокаи, была психологически непонятна ему. Создавая образ рабочего Петера Сафрана — «Людоеда», исковерканного жизнью и потерявшего человеческий облик, он предельно огрубляет его и, тем самым уходя от жизненной правды, невольно возвращается к юношеской схеме романтического злодея.
Своих любимых героев «из общества» Йокаи заставляет перешагнуть через классовые различия и подняться до нравственно безупречных людей из народа. Этой идее, столь характерной для позднего Йокаи, подчинена любовная линия «Черных алмазов»: отношения капиталиста Ивана Беренда и чернорабочей его шахты Эвилы.
Влюбившись в Эвилу, Беренд серьезно думает о женитьбе на ней, и, словно оправдывая решение своего героя, Йокаи пытается доказать читателям, что многие из великих людей были счастливо женаты на девушках из простонародья. Однако Эвила отвечает отказом, и вскоре роковая случайность разлучает их. Постепенно образ Эвилы, борьба за нее четырех соперников становится самостоятельной сюжетной линией, тесно переплетающейся с судьбой Беренда.
Эвила пробует свои силы на сцене. Но писатель, близко знакомый с артистической средой, с горечью вынужден признать, что актриса- даже с красотой, голосом и талантом Эвилы — не может быть свободной и независимой. Но ни один из знатных вельмож, домогающихся ее любви, пе в силах толкнуть Эвилу на путь разврата: «Девушка, работавшая босиком в шахте, не нуждается ни в каких покровителях».
В образе Эвилы звучит гордость автора за человека труда, которому не страшны никакие испытания, потому что он умеет довольствоваться тем немногим, что у него есть, умеет находить, радость и в самой тяжелой работе. Однако в нем отразились не только сильные, но и слабые стороны мировоззрения Йокаи. Трудно поверить, что Эвила, привыкнув к успеху на сцене и осознав всю власть своей красоты, так легко смирилась с участью чернорабочей, что ей, как, впрочем, и другим героям Йокаи, чужд какой бы то ни было социальный протест.
Таких людей, как Эвила и Беренд, писатель вряд ли мог встретить в современной ему Венгрии. Эти образы навеяны мечтой Йокаи о нравственной красоте и душевной стойкости, о настоящей любви, преодолевающей все преграды. Отсюда романтическая приукрашенность и сентиментальность в обрисовке этих персонажей. «Если образы моих героев художественно не безупречны, то это потому, что я не могу воочию увидеть их: они живут во мне самом,- писал Йокаи.- Возможно, они прочнее стояли бы на ногах, если бы, вылепливая их, я мог бы взглянуть на них со стороны».
По мнению крупнейших венгерских реалистов Кальмана Мик-сата и Жигмонда Морица, в этой особенности Йокаи таятся не только художественные просчеты писателя, но и своеобразное обаяние и чарующая наивность его произведений. «Йокаи — это сама стихия. Редкая по оригинальности фантазия, яркость колорита, непередаваемое богатство красок, неожиданность поворотов,- все это делает Йокаи новым даром природы мировой литературе»,- писал Миксат.
Глубокий интерес к социальным проблемам, пытливые поиски ответа на самые больные вопросы века, высокий гуманистический пафос труда — все эти черты Йокаи-художника, особенно ярко проявившиеся в романе «Черные алмазы», продолжают и в наши дни привлекать к нему внимание читателей.
Е. Умнякова
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ПРЕЖДЕ, ЧЕМ НА ЗЕМЛЕ ПОЯВИЛСЯ ЧЕЛОВЕК
В Пятикнижии сказана правда — мир и в самом деле был сотворен за шесть дней.
Только вот дни те отмерялись песочными часами господа, в которых каждая песчинка — год. Один день — сто тысяч лет.
А само начало так же необъятно, так же не поддается человеческому исчислению, как и вечность. И вопрос «когда» в данном случае просто унижающая нашу гордость загадка, на которую ученому приходится отвечать: «Ничего не знаю!»
О том, что «вчера», предшествовавшее нашему существованию, отдалено от нас расстоянием по меньшей мере в сто тысячелетий, мы уже знаем. Это только вчера! А первый день недели?
Но как бы там ни было, а вчерашний день нам известен.
Есть у нас великая книга — земная кора. Пласты в ней как листы в книге — один на другом; каждый лист — десять, сто (кто знает точно — сколько?) тысяч лет. Дерзновенная человеческая жажда знания проникла в эти страницы с помощью заступа, молота, лома, бура. Каждый лист здесь исписан буквами, сведениями, которые одно тысячелетие оставляет другому: вечно мертвыми и вечно творящими свидетельствами. Человеческий разум научился их читать.
Подсчитал он листы земли, выслушал рассказ таинственных букв, познал тайны скал, лавы, мельчайших инфузорий, образующих горы, разглядел в микроскопе едва различимые в недрах земли останки животных, проник с помощью телескопа в бесконечность небосвода и осознал, что ни внизу, ни вверху нет «конца».
Первая страница этой книги, перевернутая человеком, — пласты гранита и порфира. Глубже проникнуть человек уже не смог. О том, что находится под ними, рассказывают лишь вулканы. Огонь… Но какой огонь? Пласт, который создан вулканом, — это вторая страница книги. У вулканического огня лишь одно порождение — базальт; гранитную основу называют «плутонической породой». А Плутон, как утверждают мифы, — подземный бог.
За огнем находится пар. Всеобъемлющий пар, в котором живут вместе железо, гранит, алмазы, золото. На самом деле живут. Отчего так получилось?
Один лист был рожден огнем, другой — морем, третий — химическими превращениями, но сила, которая выжимает гранит, словно дрожащий студень, из трещин земной коры, сила та восклицает: «Имени моего не спрашивай! Я — бог!»
Гранит — это чистый лист; он не говорит ни о чем. «Бесконечность!» — его ответ. На этом листе книга захлопнута.
Порождение вулкана — базальт — уже повествует о том, что Земля жила, но жизни на ней еще не было. Она жила сама по себе, ни с кем не разделяя своего бурного существования. Великие битвы вела она! С огнем и воздухом, собственным круговращением и притяжением луны.
Затем отдельные листы земных отложений начинают рассказывать туманные легенды о минувших тысячелетиях.
Там, в вечных пластах, покоятся окаменевшие реликты животного и растительного мира прошлых веков; и все они один за другим оживают перед взором исследователя.