— Лучше нельзя было и сделать. Спор улажен.
С этими словами Ивана проводили в соседнюю комнату — одеться.
Когда Иван возвратился в зал, его противник уже пришел в себя. Оба врача суетились возле него: один залеплял пластырем раны на голове, другой — на руке.
Иван, согласно рыцарскому обычаю, подошел к Салисте для примирения.
— Прости, друг!
Салиста учтиво протянул ему левую руку.
— Ах, о чем говорить! Отличный удар был этот, последний. Первые два — не в счет. Я ведь сказал, что дам два очка форы. Ну, а третий удар — дай боже! Впрочем, пустяк: через неделю все заживет.
Иван спросил врачей, не опасны ли раны.
— Пройдет! — ответил за них Салиста. — Я сотнями раздавал удары другим, настал черед получить их мне самому. Все это я ни в грош не ставлю. Но терзает меня боль, которую ни арника, ни пузырь со льдом не могут унять. Излечить от нее может только тот, кто причинил ее. Скажи по чести, ты когда-нибудь был военным?
— Ну, а как же! — сказал Иван. — Я был гусарским офицером во время освободительной борьбы.
— Ах, черт побери, что ж ты не сказал раньше? В каком полку ты служил?
— В гусарском полку Вильгельма. По всей вероятности, я единственный, кого ты оставил в живых как свидетеля поражения после того, как порубил остальных.
Присутствующие расхохотались, а раненый громче всех. Врачи выговаривали ему, запрещая смеяться, не то отлепятся все пластыри на лице.
— Ну, ладно, — сказал Салиста, — тогда я буду смеяться только одной половиной лица. Благослови тебя господь, друг. Теперь твой удар для меня — не позор! Ведь я получил его от солдата, а не от какой-нибудь тыловой крысы! Подойди, поцелуй меня в щеку, которая еще цела. Вот так. Целуй, брат. Правую руку я не могу подать, ты начертил на ней крест. Это тоже у тебя получилось неплохо. Гусарский удар. Ничего не скажешь.
И противники расцеловались.
Но Салиста спустя мгновение снова потерял сознание от потери крови, и Иван поддерживал его голову, пока врачи его перевязывали, а затем помог перенести раненого в карету.
— Добрый малый! — решили между собой все эти безукоризненные джентльмены.
ADIEU![137]
Уже знакомое нам общество на квартире графа Иштвана ждало известий об исходе дуэли. Секунданты той и другой стороны обещали явиться туда сразу же по окончании поединка.
Заключались пари о результатах дуэли. Кто будет ранен? Получит ли отметину Салиста? Будут ли тяжелые ранения или только обычные на светских дуэлях царапины?
У графа Иштвана достало смелости заключить пари десять против одного, что «и» Салисте достанется; более того, он рискнул поспорить один против одного, что именно Салиста получит тяжелое ранение.
А на пари, что Иван выйдет целым и невредимым, можно было искать партнера хоть при условиях сто против одного, и все равно не нашлось бы никого, кто захотел бы ударить по рукам.
Наблюдательные посты у окон непрестанно следили за подъезжающими каретами.
Наконец у подъезда остановился какой-то наемный экипаж.
«Прибыли Эдэн и Геза!» — гласило боевое донесение.
— В таком случае выиграл я, — сказал граф Иштван. — Секунданты скорее оставят ту сторону, которой досталось более легкое ранение.
Граф Эдэн направился к дамам, а Геза взбежал по лестнице в апартаменты графа Иштвана.
Он распахнул дверь и ворвался к приятелям с торжествующим криком:
— Он сделал из него отбивную!
— Кто? Из кого? Из Ивана? Салиста? — закидали его вопросами столпившиеся вокруг господа.
— Да нет же! Иван из Салисты.
— А-а-ах! — пронесся недоверчивый возглас.
— Вот именно! — горячился молодой граф. — Он изрубил его, словно кочан капусты, искрошил, как мясо для гуляша.
— А Иван?
— Пострадал не больше, чем я.
— Да ну! Ты нас разыгрываешь!
— Вовсе нет, это не предмет для шуток. Спросите-ка Салисту.
— А где же тогда Иван?
— Он, естественно, повез домой своего врача; обоим врачам пришлось повозиться с Салистой, пока собирали его по кусочкам. А Иван сейчас будет здесь и не сможет показать неверующим ни одной раны, куда бы они могли вложить палец.
Затем он подробно рассказал о ходе дуэли. Барону Эдуарду, который никак не мог взять в толк случившееся, он с помощью двух тростей показал действия обоих противников. Вот так прошел двойной удар, так Иван парировал первый выпад, так нанес a tempo ответный удар. Сам же он остался без единой царапины.
— Да это просто чудо!
— Никакого чуда тут нет! — возразил граф Геза. — Ведь он был военным! Гусарским капитаном. (Его уже произвели в капитаны.) Он провоевал всю революцию, бился в девятнадцати сражениях, даже против казаков. У него и наград не перечесть. (Конечно, ничего подобного он не слышал от Ивана, но счел это само собой разумеющимся; ведь стоит нам кого-либо полюбить, и мы рады приписать ему кучу заслуг.) — Поразительный человек! — вздохнул барон Оскар. — Три месяца он ежедневно бывает у нас и ни разу не упомянул о своих боевых заслугах. Слушает, как другие рассказывают о событиях сорок девятого года, и ни единым словом не обмолвится, что и ему кое-что о них известно.
— Мы, можно сказать, сами посадили его себе на шею, — горестно заметил барон Эдуард. — Мы хотели его разыграть и вот доигрались. Теперь уж он никогда от нас не отстанет. И попробуй кто после случившегося говорить с ним непочтительно.
— Господи боже милосердный! — подхватил его стенания барон Оскар. — Вот когда он возомнит о себе. Наглости у него определенно прибавится. А как примутся пожирать его глазами дамы и почтительно раскланиваться мужчины! Sacrebleu![138] Еще бы, ведь он так метко стреляет и так ловко дерется на саблях! А меж тем я готов держать пари, что все это чистая случайность.
— Я опасаюсь противного, — вмешался граф Иштван. — Думаю, что Иван поблагодарит нас за дружбу и покинет общество навсегда.
— Ну, такой глупости он не выкинет: ставлю сто против одного!
— Прежде расплатитесь за старое — вы ведь проиграли пари.
Барон Эдуард опустил было руку в карман, но не успел достать бумажник, как его осенила спасительная мысль.
— А что, если Геза и Эдэн разыграли комедию! Сочинили для нас небылицу, а после выяснится, что дуэль не состоялась, что противники помирились и сейчас приедут сюда прямо с ленча, где лилось только клико.
— Если не веришь, поезжай к Салисте. Моя карета к твоим услугам. Убедись сам!
Барон Эдуард помчался; пока он отсутствовал, возвратился от дам граф Эдэн и поинтересовался, куда сбежал Эдуард.
— Значит, вы обошлись с Гезой точно так же, как дамы со мной. Они не поверили мне. И без конца допрашивали, где же тогда Иван, если с ним ничего не случилось. Тетка моя, Теуделинда, льет слезы ручьями и проклинает нас за то, что мы послали Ивана на неминуемую смерть. Наверное, одному небу известно, которая из двух дам больше влюблена в него. До сих пор мне казалось, я это знал, а теперь я ни в чем не уверен.
Вскоре вернулся барон Эдуард.
Не промолвив ни слова, он вытащил бумажник и расплатился с графом Иштваном. Это был весьма красноречивый ответ.
— Ну, ну? Как Салиста? — обступили его с расспросами.
— На нем живого места нет.
Настал черед и остальным отдавать проигрыш.
Делалось это с кислой миной. Уж лучше бы магнетический рыцарь получил удар в голову!
И тут появился Иван.
На кислых дотоле физиономиях тотчас же расцвели сладкие улыбки, и все наперебой принялись поздравлять его и пожимать ему руку.
Лицо Ивана было серьезным и кротким.
Когда он поздоровался с графом Иштваном, тот сказал:
— Я искренне рад видеть вас невредимым.
Двое молодых господ перешептывались за его спиной:
— Еще бы ему не радоваться, выставил нас на этих «скачках».
Действительно, «радовались» все. Пожалуй, кроме самого Ивана.