У темного входа в бондаварскую шахту неподвижно стоит человек, следя за работой. Его мрачный, зловещий взгляд прикован к суетящимся фигурам.
Это Петер Сафран.
В руке он сжимает большой кусок угля.
И когда взгляд Сафрана переходит с оживленной долины на окаменелое растение, его сверкающие глаза словно говорят: «Неужто основой всей этой славы, всего богатства, всей власти являешься Ты, Ты — их источник, их живительная сила? Ты!»
И он, с ненавистью бросив кусок угля, что держал в руке, разбивает его о стену.
БЕДНЫЙ ДОБРЫЙ КНЯЗЬ
Вы писали, что хотите поговорить со мной? — спросил князь Тибальд, явившись к прекрасной даме в тот же день, когда Эвелина встретилась со своим мужем.
— Я хочу уехать из Вены.
— Ах, это и в самом деле неожиданно. И куда же?
— Куда глаза глядят… Мой муж переезжает в Париж, и я, вероятно, отправлюсь с ним.
Князь пристально посмотрел ей в глаза.
— Вам наскучило быть со мной?
— Я напрасно пыталась бы отрицать это. Здесь я невольница. Я живу в разукрашенной клетке и даже не знаю, что такое жизнь.
— Вы жалеете о данном мне слове? Я освобождаю вас от него. Оставайтесь здесь.
— Я слишком горда, чтобы быть неблагодарной по отношению к тому, чьими благодеяниями я пользуюсь. Мне достаточно сознания, что вы — хозяин в этом дворне, и уже одно это делает меня вашей невольницей. Я не хочу больше принимать благодеяния от кого бы то ни было.
— Вы хотите стать актрисой?
— И актрисой — тоже.
Эвелина намеренно подчеркнула последнее слово.
— Из честолюбия?
— О нет! Тогда я была бы прилежнее в учении. Я хочу вкусить вольной жизни. Хочу быть свободной от уз.
— Это скользкий путь для красивой женщины.
— Не так уж часто оступаются на нем, чтобы после не подняться.
— Откуда вам это известно?
— Из наблюдений.
— Стало быть, только от меня вы хотите освободиться?
— Да, да, да! — в нетерпении воскликнула Эвелина.
— В таком случае, чем скорее я избавлю вас от столь неприятного общества, тем будет лучше, — сказал князь, беря шляпу, и с едва уловимой иронией добавил: — Простите, сударыня, за то, что я порой вас утомлял.
Эвелина дерзко повернулась спиной к уходившему князю, нетерпеливо постукивая ножкой.
В прихожей князь обнаружил, что забыл свою трость в комнате Эвелины. Это была его любимая трость. Ее как-то подарила ему Эвелина на новый год. Теперь ему не хотелось бросать ее тут.
Он вернулся за тростью.
Дойдя до дверей комнаты, где он оставил Эвелину, князь в изумлении замер.
Эвелина стояла спиной к двери.
Держа в руках ту самую трость, за которой вернулся князь, она несколько раз порывисто прижала ее к губам и зарыдала.
Князь удалился, как и вошел, незамеченным.
Он все понял.
Эвелина разыграла ссору, чтобы облегчить ему расставание с нею, и выказала низменные чувства, чтобы помочь князю забыть ее.
Но почему она так поступила?
На следующий день князь узнал и это.
Дворецкий принес ключи от покоев Эвелины. Мадам уехала первым утренним поездом.
Князь поспешил в покои Эвелины и тотчас понял, отчего она его покинула.
Она оставила все дары, что когда-либо получила от князя: драгоценности, серебро, кружева.
Она ничего не взяла с собой.
Даже трость он нашел на столе и только позже заметил, что там, где набалдашник слоновой кости смыкается с золотым ободком, намотан тонкий волос, один из длинных шелковистых волос, достававших от головы до пят.
Какая сила таится в одном тонком волоске!
Эвелина приехала в Париж раньше, чем Каульман.
Они условились, что, пока Каульман не обставит квартиру Эвелины, она будет жить в гостинице.
Через несколько недель господин Феликс приехал к мадам в гостиницу и сказал ей:
— Ваша квартира готова, если угодно, я могу отвезти вас туда.
Эвелина села в карету, и Феликс проводил ее в новые апартаменты.
Квартира находилась в одном из самых фешенебельных районов города, на Севастопольском бульваре, в бельэтаже.
Когда Эвелина вошла туда, у нее вдруг сильно забилось сердце.
Та же самая гостиная с коврами вишневого цвета, за ней — комната, обитая серым шелком, с черным мраморным камином и, наконец, такой же точно кабинет, украшенный резьбой в стиле рококо, с овальными картинами на фарфоре, и одно окно так же выходит в зимний сад, как и в Вене. Те же картины, то же серебро, тот же гардероб, те же шкатулки с драгоценностями, все то же, вплоть до перчаток, забытых ею на столе в венском доме.
«Бедный добрый князь!» — вздохнула мадам, прижав руки к груди, и глаза ее затуманились слезами.
А у господина Феликса достало бестактности поинтересоваться в этот момент:
— Довольны ли вы тем, как я обставил ваше гнездышко? … Бедный добрый князь!
И эти слова потом много раз со вздохом повторяла Эвелина. Ибо, начиная с контракта, который с ней тотчас же подписал лучший оперный театр Парижа, и до первых упавших к ее ногам цветов, все-все было сделано руками старого Тибальда, который так и не отступился от слов, вырвавшихся у него когда-то: «Дочь моя».
DIES IRAE![161]
В один из пасмурных осенних дней возвращался пешком от домны на шахту. Дорогой он предавался размышлениям.
Скверно устроен наш мир.
Плоды труда достаются не мудрейшим, а победа не на стороне сильных.
Ничто не меняется со времен мудрого Соломона.
История движется вспять.
Один скудный год сменяется другим.
Даже природа стала мачехой человеку.
Народ голодает и нищенствует в поисках хлеба.
А получив, народ забывает того, кто дал.
Невежество — наш злейший враг.
Огромные помещичьи угодья гибнут, а их владельцы не оставляют после себя ничего, достойного упоминания, ни в стране, ни в народе, ни в истории. Вся вина за настоящее и будущее лежит на малочисленном эксплуататорском классе.
Ни больших господ, ни среднего сословия не застать дома.
Даже засаленная сермяга совещается у мельницы, кого послать депутатом в имперский совет.
И Петер Сафран, как вернулся из Вены, до того зазнался, что не разговаривает со старыми знакомыми.
Безумный мир!
Дерзать больше уж никто не решается.
Разве что тяжко вздохнет патриот, да затянет «Призыв»,[162] разве что взгрустнет за стаканом вина и разразится угрозами, а решиться на большее никто уж не смеет.
Растрачены последние силы. Не сыскать больше ни одного настоящего мужчины по всей стране.
А настоящие женщины, есть ли они? Да, представительницы женского пола.
Вот одна из них. Она отдает свою руку клеветнику и лишь затем, чтобы выказать высочайшее презрение к несчастному, который осмелился защищать ее.
А другая?
Фаворитка герцогов, чаровница света.
Ни у аристократки, ни у крестьянки ничего за душой, одно бессердечие.
И под землей не лучше. В шахте вот уже который день гуляет гретан. Рудничный газ прибывает с такой быстротой, что невозможно работать.
Хоть бы обрушилось все Ивану на голову, когда он будет внизу!
Мысли под стать мрачному пейзажу.
Спускаясь вниз по дороге вдоль окраинных домов рабочего поселка, Иван увидел, как из дверей последнего дома, пошатываясь, вышел какой-то шахтер. Дверь вела в винную лавку.
Рабочий повернулся к Ивану спиной, поэтому он не узнал его. Видно было, как шахтер силится идти прямо, твердо переставляя ноги.
«Интересно, кого это с раннего утра ноги не держат?» — подумал Иван и, пытаясь узнать своего рабочего, прибавил шагу, чтобы заглянуть ему в лицо.
Когда он догнал рабочего и узнал его, то несказанно удивился. Это был Петер Сафран.