— Алина! Что ты здесь делаешь? Я же запретил тебе появляться у меня…
Особа, развалившаяся у него на диване, не шелохнулась. Она курила, рядом с ней стояла пустая бутылка из-под портвейна. Шляпу свою она повесила на статуэтку Будды, стоявшую на камине. На ее полном лице румяна и белила лежали поверх несмытых старых. Из-под слоев косметики глядели мутные слезящиеся глаза. Яркой фуксиновой полосой выделялся рот. Задранное выше колен платье обнажало тонкие еще ноги в шелковых чулках.
— Ты не вправе мне ничего запретить. У меня есть ключ. Я ждала два месяца…
Акцент выдавал в ней уроженку Бордо. Габриэль сел рядом с ней, закурил и произнес просительно:
— Алина, у меня самого нет денег… Я ем один раз в день…
— Придется потеребить малыша…
Он резко оборвал ее:
— Не смей говорить о нем. Я не стану разорять Андреса. Этого я не сделаю. Нет, нет и нет!
— Так ведь он же согласен!..
— Тем более я не стану злоупотреблять его добротой…
— От этой сделки зависит его брак! Деба тебе обещал. Он тебя никогда не обманывал…
Габриэль молча качал головой.
— Ну, тогда придумай что-нибудь еще… Я не требую непременно надувать малыша… Хотя рано или поздно ты все равно к этому придешь! И сам это знаешь, пройдоха. А пока что…
Конечные слоги она тянула нараспев. Он стоял у батареи и смотрел на нее, точнее, заставлял себя смотреть. Покончить бы с ней раз и навсегда, вышвырнуть ее на улицу… Почему не сегодня? Угрозы свои она вряд ли приведет в исполнение — слишком рискованно; не в ее интересах привлекать внимание полиции.
— Я знаю, о чем ты думаешь, — вдруг сказала она.
Он вздрогнул. Алина попросила сигарету и протянула немытую короткопалую руку, казавшуюся еще грязней из-за ярко-красных ногтей.
— Ты думаешь, я на это не пойду? Ошибаешься, дорогой… Ты всего не знаешь.
Она вынудила его сесть рядом с ней и перешла на шепот:
— Вообрази, есть некто, кому ты причинил много зла, кому ты, как говорится, жизнь поломал, человек, которого ты обесчестил… он, между прочим, знатная особа и за деньгами не постоит… Так вот, этот человек готов на все, чтобы тебя погубить…
Градер пролепетал:
— Понятия не имею, о ком ты…
И в ту же самую минуту ему пришло на ум сразу несколько имен.
— Кроме того, — продолжил он более твердым голосом, — этот господин, якобы имеющий на меня зуб, погубит не только меня… Хорохорься, сколько хочешь…
— Дитя! За кого ты меня принимаешь?
Она хохотала, сотрясалась всем телом, но не разжимая рта, чтобы не показывать зубы.
— В тот день, когда он даст ход делу, я буду уже далеко-далеко. Этот, как ты говоришь, господин, заранее согласен на все мои условия. Готов содержать меня за границей, в безопасном месте… Не веришь?
— Нет. Будь у тебя такая возможность, ты бы давно ею воспользовалась… Ведь не из любви же ко мне…
— Что нет, то нет! Но знаешь, голубчик, я тут привыкла. Мне заграница даром не нужна. Париж милей… Я не блефую! Просто предпочитаю уладить миром. Однако надо, чтобы и ты хотел того же… Надо быть посговорчивей.
Голос ее звучал спокойно, без гнева, такого рода торговля вошла у них в обычай. Он спросил неуверенно:
— Этот человек — маркиз?
— Ничего-то от тебя не скроешь. Вспомни: письма его жены, ты вынудил его заплатить за них… Но дело не только в деньгах… Он в жене души не чаял… а ты ее обольстил, совратил. Из-за этого расстроился брак его дочери… У девушки неврастения случилась… проще говоря, помешательство: ее в лечебнице держат…
— Ты меня на это толкнула… — возразил он, но внезапно сменил тон: — Не я, так другой бы ее увел. И довольно об этом.
— Сам начал… Ну, так как же?
— Завтра я поеду в Льожа… — Голос его дрогнул. — А сейчас уходи. Только я тебе все равно не верю… Маркиз де Дорт скандалов боится как огня… Он ими сыт по горло… Думаю, он скорее заплатит за то, чтобы не связываться с такой дрянью, как ты…
Она не обиделась.
— Понятно, личного знакомства я не удостоилась. У него все шито-крыто, переговоры ведет через посредника. Зацапать тебя хочет без шума…
Градер подталкивал ее к двери, но она упиралась:
— Отправь лучше телеграмму. Деньги мне нужны немедленно.
— Нет, надобно оговорить размер комиссионных. Но главное, я должен удостовериться, что свадьба точно состоится…
Она закуталась в траченную молью выдровую шубейку:
— Даю тебе неделю. Чтоб в понедельник в это же время… Видишь, какая я добрая?
Оставшись один, Габриэль отворил окно и втянул в себя сырой воздух. Вдруг он проворно обернулся, словно кто-то его окликнул из дальнего угла. В комнате никого не было, хотя она еще полнилась теплом и запахом Алины. Он закрыл окно и произнес вслух: