Вацлав Янда был сиротой, и, в соответствии с существующим порядком, получил высшее техническое образование. Однако, после тщательного раследования выяснилось, что отцом Вацлава Янды был торговец Лупа, который соблазнил служанку Альжбету, и бросил её с ребёнком без средств к существованию. Новоиспечённый инженер, таким образом, был по матери пролетарий, а по отцу эксплуататор. Началось выяснение, какое из начал больше в нём проявляется. Были раскрыты его высокомерное поведение (члену комсомольского совета факультета Сланцовой отрывисто ответил на какой‑то вопрос), его пренебрежение социалистическими достижениями (о еде в студенческой столовой сказал, что это помои), и особенно его низкопоклонство перед Западом, что проявилось в том, что в юности Янда был бойскаутом. На основании этих убедительных материалов он был назначен на должность шофёра в магазине»Овощи — фрукты».
У Рудольфа Вальничека кадровых проблем не было, поскольку его непутёвый отец ослеп после употребления внутрь метилового спирта. После этого объявил, что станет настройщиком роялей, но, не имея музыкального слуха стал, тем не менее, кадровым референтом. Сюда же пристроил и свою супругу, которая до тех пор успешно промышляла проституцией. При таком раскладе Рудольф Вальничек катался, как сыр в масле, и многие в институте ему завидовали. У него были все шансы стать передовым марксистом, не будь тринадцатилетней девицы Вероники. Влияние беспутной родни дало о себе знать, и карьера Вальничека рухнула. После выхода из тюрьмы он занимался перевозкой мебели и испытывал неприязнь к марксизму. В настоящее время он был сторонником монархии.
Стоматолог Блазей частным порядком делал искусственные челюсти, тем самым подрывая репутацию социалистических стоматологов. О нём даже написали большую статью в газете.
Ян Млынарж пострадал за идеализм. Он верил в Триединого Бога, причём организованно. Вместо трудовых воскресников он всякий раз ходил в костёл играть на органе. Напрасны были увещевания товарищей, направленных к нему атеистической пропагандой, напрасны были и увещевания учителей диалектического материализма на марксистских семинарах.
— Млынарж, — говорили ему, — вы молитесь фикции! Взываете к тому, чего не существует, и что когда‑нибудь вас доведёт до тюрьмы! Потому что начинается боженькой, а кончается шпионажем! Лучше бы вы на собраниях устраивали культурные вставки!
Но Ян Млынарж упорствовал в своих заблуждениях. Продолжал общаться с клерикалами, воскресенье за воскресеньем играл на органе своей фикции, и неудивительно, что его призвали в ряды стройбата.
Роман Кефалин оказался в растерянности. Он чувствовал, что его собственные заслуги слишком незначительны, чтобы находиться в таком выдающемся коллективе. Ему казалось, что плоскостопие и близорукость на левый глаз не могут сравниться с жизненным опытом остальных присутствующих. К счастью, фельдшер Воганька, перелистывающий»Народную оборону», протяжно взвыл:«Господа, тут этот балбес Ясанек тиснул стишок!»
И все тут же обратились к поэзии.
Осеннее солнце заглядывало в окна лазарета, и его настырные лучи бессовестно дразнили бездельничающих пациентов.
— Чёрт побери, господа, — произнёс через несколько минут упорного ворочания рядовой Кефалин, — я в постели уже не могу. Пойду хоть глотну свежего воздуха!
— Не дури, — одёрнул его Вальничек, — Таперича вездесущ и единственное наше спасенье — забраться под одеяло!
Но Кефалин был настроен решительно. Он слез с постели, надел тапочки, и осторожно выскользнул из лазарета и вышел на небольшую лужайку. С одной стороны из небольшого лесочка тянуло осенними грибами, с другой стороны ветшала бывшая конюшня, а наверху на горе возвышался замок, его купол блестел в лучах полуденного солнца. В общем, открывался отличный вид. Новоиспечённый рядовой оперся о ствол дерева и замечтался. Долго, однако, мечтать не пришлось.