Цимль усмехнулся, потому что имел за плечами семь лет в Панкраце, и не сомневался, что ещё там побывает.
— Товарищ сержант, — отозвался рядовой Ясанек, — мы все оказались в армии, потому что исполнили свой священный гражданский долг. Мы понимаем тяжелую международную ситуацию, так же, как и слова товарища Сталина, который говорил, что мир будет сохранён, если народ возьмёт дело сохранения мира в свои руки. Тем не менее, полагаю, что вы поступаете неправильно…
— Закройте пасть! — заорал ефрейтор, — Критиковать будете свою бабушку, вы тут рядовой, а не командир! Это разложение боевой морали! В бою я приказал бы вас расстрелять! Я вами еще займусь как следует, ясно вам?
Тут сполз на землю рядовой Служка. Его руки и ноги судорожно дергались, на губах появилась пена. Все притихли, только рядовой Чилпан засмеялся. Ему всё происходящее очень нравилось.
Припадок рядового Служки заинтересовал и остальные взводы. Все перестали заниматься и сбежались посмотреть на классический случай эпилепсии.
— В чём дело? — загремел лейтенант Гамачек, — Тут вам что, театр? Командирам взводов продолжить занятия боевой подготовкой!
— Не прохлаждаться! — кричал ефрейтор Галик, — Рядовой Вата! Отнести больного в лазарет, остальные смирно! Представиться!
— Вы что‑то сказали? — очень вежливо спросил тугоухий инженер Вампера, — я, к сожалению, плохо слышу.
Ефрейтор Галик вытаращил глаза, замахал руками и издал звук, который более всего походил на речь рядового Чилпана.
— Товарищи! — сказал лейтенант Гамачек, — как известно, у нас есть много красивых песен, которые мы будем что? Которые мы будем петь! В Народном театре и в армии пели испокон веков. Только в Народном театре поют на сцене, а в армии в походе. Это большая разница. Песня нам помогает предолеть что? Песня нам помогает преодолеть трудности, особенно, если это строевая песня. Наши композиторы написали для нас много прекрасных песен, например,«Мы лётчики, у нас стальные перья»,«Курс — Прага», и другие. Поэтому мы будем радостно петь, и не дай бог, кто будет отлынивать! Я всё равно узнаю, у меня повсюду глаза!
Тут отозвался рядовой Цимль:
— С вашего позволения, у меня вовсе нет музыкального слуха, — напыщенно объявил он.
— А вам тут не консерватория, Цимль, — отрезал лейтенант, — В солдатской песне главное что? В солдатской песне главное — дисциплина! Можно петь фальшиво, но громко! Я по крайней мере буду видеть, что вы не халтурите! Ну а теперь будем песню»Курс — Прага»! Среди вас есть музыканты?
— Рядовой Штетка играет на фисгармонии, — отозвался кто‑то.
— Рядовой Штетка — ко мне! — распорядился Гамачек, — Как это так — играете на фисгармонии? Это что, инструмент такой? Что это вообще значит?
— Я служитель чехословацкой церкви, — ответил Штетка, — и поэтому…
Гамачек усмехнулся.
— А на гармошке не умеете? — спросил он.
— Не умею, товарищ лейтенант.
— А на балалайке?
— К сожалению, товарищ лейтенант.
— Если только это не саботаж, — заворчал лейтенант, — а ноты, Штетка? Ноты знаете?
— Знаю, товарищ лейтенант!
— Само собой. Как бы вы играли на фисгармонии, если бы не знали ноты! Это я вас так проверил! А теперь внимание, Штетка — сможете по нотам спеть военную песню?
— Мог бы попробовать, товарищ лейтенант!
— Вот и попробуйте! Вот вам ноты и будете запевать остальным, как на крёстный ход! Этим я не хочу задеть вас лично.
— Наша церковь не проводит крёстные ходы, товарищ лейтенант.
— Очень жаль, Штетка! Крёстный ход — единственное, что мне нравится в религии. Вам бы их стоило завести!
— Боюсь, что не получится, товарищ лейтенант!
— Ладно, это ваше дело. Я здесь не для того, чтобы болтать с вами о теологии. И вы тут выступаете как священник, а как кто? Как запевала! Вот и давайте!
Штетка уткнулся в ноты.
— Здесь четыре крестика, товарищ лейтенант, — сказал он, — очень трудный тон.
— Что же вы за священник, если боитесь крестиков? — удивился поручик, — Вы к ним должны иметь самое тесное отношение! Хватит отговорок и начинайте!
Штетка набрал воздуха и издал из себя несколько неуверенных тонов.
— Это что, солдатская песня, Штетка? — ужаснулся Гамачек, — Слушайте, приятель, вы точно умеете на этой своей фисгармонии?
— Умею, товарищ поручик!
— Я что‑то уже сомневаюсь, что вы священник! Идите на место, Штетка и стыдитесь! Мне нужен нормальный музыкант.
Штетка отошел, но больше никто не вызвался.
— Это позор! — негодовал Гамачек, — И еще говорят, что мы кто? Говорят, что мы народ музыкантов! Вы, Кефалин, ни на чём не умеете?